Новые волны - [69]

Шрифт
Интервал

Он махнул на часы, я оглянулся, что они показывают, разглядеть не смог, но намек понял: пора закругляться.

– А это все правда? Про подругу и голосовое сообщение от погибшей мамы?

Бармен надел куртку. Выключил свет.

– Ты похож на человека, который задает много вопросов, но в действительности не хочет получить ответ.


Джилл сообщила, что от меня несет как от бара.

– В смысле, от целого бара. Будто кто-то взял всю выпивку, слил в котел, сотворил заклинание, и из котла возник парень.

Она была в поразительно хорошем расположении духа, учитывая, что я заявился к ней среди ночи, а перед этим мы неделю даже не разговаривали. Джилл сказала, что все равно не спала, и хотя я был изрядно помят, она, казалось, рада мне. Может, соскучилась.

Джилл налила мне воды и усадила на диван.

– Насколько ты пьян? По шкале от одного до десяти?

– Я просто… думал, понимаешь?

– О, ладно, пятьдесят.

– Мне кажется, мы слишком медленно… продвигаемся… с книгой Марго.

– Лукас, сейчас три часа ночи.

– Мы должны работать усерднее.

– Может, поговорим, когда ты протрезвеешь?

– Я хочу говорить сейчас.

– Ясно.

Джилл исчезла в спальне и вернулась с одеялом и подушкой. Пристроила их рядом со мной на диване.

– Просто отдохни, а завтра обсудим.

Выключила свет и вернулась в спальню.

Я закрыл глаза. Было жарко, влажно. Я ворочался. Сходил с ума. Чувствовал себя несчастным, и злым, и потным. Выпил воды из-под крана, надеясь, что она меня остудит. Но только еще больше встревожился от холодной жидкости, плескавшейся в животе. Пошел в ванную, плеснул водой в лицо. Оно всегда такое красное и опухшее? А глаза всегда в красных прожилках? Еще раз умылся, но лицо лучше не стало.

Открыл дверь в спальню. Джилл читала в постели, ночник она пристроила на краешке кровати, и света от него едва хватало на страницу.

– Все хорошо? – спросила она.

– Ты не хочешь публиковать рассказы Марго.

– В чем ты меня обвиняешь?

– Я же вижу. Я чувствую. Ты этого не хочешь.

– Лукас, конечно, хочу. Иначе зачем я потратила на них столько часов своей жизни? Часов, которые могла бы посвятить собственному роману?

Она закрыла книгу и положила ее на столик. Посмотрела на меня, пытаясь понять, удовлетворен ли я ответом. Но нет.

– Лукас, это ужас как трудно. Нужно убедить агента, затем пристроить текст в издательство, в котором полно редакторов и специалистов по маркетингу. Если хочешь создать что-то успешное, нужно сильно постараться. Я целыми днями этим занята. Никому нет дела до рассказов Марго, кроме нас.

– В смысле?

– Это правда: рассказы Марго никогда не опубликуют.

– Тогда зачем мы это делаем?

– Не знаю. Мы оба переживаем утрату, и мне было приятно снова начать писать, даже если рассказы не мои. И мне кажется, это правильный способ запомнить Марго.

– Нет, – уточнил я. – Зачем мы вместе.

Джилл откинулась на постели, выпрямилась.

– О, так мы об этом. Прямо сейчас. В три часа. Вот как.

– Давай поговорим! Мы никогда не говорили об этом.

Не знаю, почему я это сказал. Я испытывал к Джилл лишь благодарность. Она единственная понимала мою боль утраты. Она была доброй, и теплой, и заботливой. Но в этот момент я хотел причинить ей боль. Раз она смогла разделить скорбь по Марго, то сможет разделить и остроту разочарования. Все мои дерьмовые чувства разделить.

– Ладно, я начну, – сказала Джилл. – Мне было грустно, и тебе было грустно, и мы могли грустить вместе, и ты оказался удивительно хорош в постели.

– Почему удивительно? Потому что ты полагаешь…

Она оборвала меня:

– Потому что ты оказался невероятно бережным для двадцатилетнего парня, который слишком много пьет и ничего не знает о мире. И мне очень, очень обидно, ведь я знаю тебя уже достаточно хорошо, чтобы понять, что ты собираешься намекнуть мне, что я расистка.

– Правильно понимаешь.

– Лукас, тебе нужно прекратить винить во всем окружающих.

– Белым людям легко это говорить.

– Именно! Боже, я знала, что ты это скажешь. Прости, что я белая, Лукас. Я ничего не могу с этим поделать. Обычно отношения выстраиваются лучше, когда этим не тычут в лицо.

Джилл была права. Но меня переполняли ярость и алкоголь, и пусть это ничуть не извиняло меня, я не желал, чтобы последнее слово осталось за ней.

– Я рад, что Марго не довелось с тобой встретиться.

Это была неправда. Но я знал, что эти слова ранят Джилл. Так и случилось, и когда она расплакалась, я ушел. Я покинул квартиру Джилл, зная, что, скорее всего, видел ее в последний раз.


В такую рань обычно такси не найти, так что я пешком побрел на север. Решил, что такси в какой-то момент проедет мимо и я его остановлю. Но такси не спешило появляться. Наверное, я это заслужил. Так и шел всю дорогу пешком. Убил на это три часа и весь путь слушал айпод. А дома упал в постель как был, в одежде и обуви.

Но заснуть не смог. Включил телефон. По дороге я написал Брэндону, что увольняюсь, и он тут же ответил, что я не могу уволиться, потому что уже уволен. Я собирался послать все к чертям. Что еще оставалось?

И тут мой взгляд упал на компьютер Марго. Я поклялся никогда его не открывать. Но так и не избавился от него, а потому сознавал, что это вранье. Марго мертва. А мы с Джилл больше не вместе, так что она не может мне указывать, что делать. Какая разница?


Рекомендуем почитать
Адепты Владыки: Бессмертный 7

Не успел разобраться с одними проблемами, как появились новые. Неизвестные попытались похитить Перлу. И пусть свершить задуманное им не удалось, это не значит, что они махнут на всё рукой и отстанут. А ведь ещё на горизонте маячит необходимость наведаться в хранилище магов, к вторжению в которое тоже надо готовиться.


Здравствуй, сапиенс!

«Альфа Лебедя исчезла…» Приникший к телескопу астроном не может понять причину исчезновения звезды. Оказывается, что это непрозрачный черный спутник Земли. Кто-же его запустил… Журнал «Искатель» 1961 г., № 4, с. 2–47; № 5, с. 16–57.


Промежуточная станция

Современная австрийская писательница Марианна Грубер (р. 1944) — признанный мастер психологической прозы. Ее романы «Стеклянная пуля» (1981), «Безветрие» (1988), новеллы, фантастические и детские книги не раз отмечались литературными премиями.Вымышленный мир романа «Промежуточная станция» (1986) для русского читателя, увы, узнаваем. В обществе, расколовшемся на пособников тоталитарного государства и противостоящих им экстремистов — чью сторону должна занять женщина, желающая лишь простой человеческой жизни?


Праведная бедность: Полная биография одного финна

Франс Эмиль Силланпя, выдающийся финский романист, лауреат Нобелевской премии, стал при жизни классиком финской литературы. Критики не без основания находили в творчестве Силланпя непреодоленное влияние раннего Кнута Гамсуна. Тонкая изощренность стиля произведений Силланпя, по мнению исследователей, была как бы продолжением традиции Юхани Ахо — непревзойденного мастера финской новеллы.Книги Силланпя в основном посвящены жизни финского крестьянства. В романе «Праведная бедность» писатель прослеживает судьбу своего героя, финского крестьянина-бедняка, с ранних лет жизни до его трагической гибели в период революции, рисует картины деревенской жизни более чем за полвека.


Происшествие с Андресом Лапетеусом

Новый роман П. Куусберга — «Происшествие с Андресом Лапетеусом» — начинается с сообщения об автомобильной катастрофе. Виновник её — директор комбината Андрес Лапетеус. Убит водитель встречной машины — друг Лапетеуса Виктор Хаавик, ехавший с женой Лапетеуса. Сам Лапетеус тяжело ранен.Однако роман этот вовсе не детектив. Произошла не только автомобильная катастрофа — катастрофа постигла всю жизнь Лапетеуса. В стремлении сохранить своё положение он отказался от настоящей любви, потерял любимую, потерял уважение товарищей и, наконец, потерял уважение к себе.


Ощущение времени

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.