Новые волны - [36]

– Так почему Марго нравилась эта музыка?

Я попытался объяснить:

– В конце семидесятых – восьмидесятых, как и повсюду, фанк и диско заполонили клубы Токио. Влияние американской культуры было частью гегемонии Америки после войны, и неизбежно по миру распространилась и черная музыка. Марго всегда интересовало увлечение Японии американской музыкой. Она шутила, что это как видеть свое отражение, ведь американцы одержимы японской культурой.

– А ее не обижало, что Япония присвоила черную музыку? – спросила Джилл.

– Знаешь, я тоже ее спрашивал. Все так: японские музыканты имитировали звуковые ландшафты, которые десятилетиями определяли черную культуру. Но Марго нравилось, что влияние черной музыки достигло далекой Японии. Географически дальше ведь некуда.

– К тому же, – добавила Джилл, – музыка чертовски хороша.

От этих ее слов я аж затаил дыхание. Но, по мере того как я включал Джилл все новые песни, ее восторг становился подлинным. Она расспрашивала про музыку, говорила, какие композиции ей понравились больше, а какие меньше.

– Я рад, что ты увлеклась. Я потратил столько времени на поиски и кражу песен для PORK.

– Не похоже, что ты зря тратил время, – сказала Джилл. – Выглядит почти благородным занятием.

– Ну, все было напрасно.

– В смысле?

– PORK закрылся десять лет назад.

PORK всегда оставался вне закона, хоть и существовал ради высших, почти академических целей. Однажды я проснулся, попытался залогиниться, как делал каждое утро, но сайт пропал.

– Так все твои друзья, что ты завел там…

– Полностью исчезли. Сайт исчез за одну ночь. Пропала работа десятков людей за многие годы. Единственное, что осталось, – правительственное уведомление о закрытии. Я проснулся, а всех моих друзей похитили.

– Боже, это так печально. Даже представить не могу, каково это – потерять всю свою работу и друзей совершенно внезапно.

– Знаешь, что забавно? Тогда я в первый раз потерял Марго.

Джилл обняла меня. Мы сидели на полу в ее спальне, обнявшись, с громоздким ноутбуком и жестким диском между нами. Мне понравилось. Только Марго знала о том периоде моей жизни, о сотнях часов музыкальных записей, о том, сколько времени я потратил, собирая их. Поделиться этим с кем-то новым было так утешительно.

– Так Марго специализировалась на поп-музыке восьмидесятых…

– На японской.

– А ты на чем?

Я наклонился к компьютеру и перевел курсор на другую директорию папок. Музыка, которую я не слушал много лет. Какую-то я вспомнил, другие названия казались лишь смутно знакомыми. Я выбрал самую очевидную. Из наушников Джилл полились мягкие, теплые перекаты нейлоновых гитарных струн. Затем хрипловатый, убаюкивающий баритон.

– Это португальский?

Я кивнул.

– Как ты догадалась?

– Мой бывший говорил по-португальски.

Впервые Джилл упомянула бывшего.

– Я специализировался на босанове. По-португальски это значит «новая волна», смесь джаза и бразильской классической гитары. Эта музыка наделала шума в пятидесятые – шестидесятые.

– Это очень… тропическая музыка, – заметила Джилл. – Мне нравится. Напоминает «Девушку из Ипанемы».[18]

– У этой песни есть история! «Ипанему» сочинил самый популярный гитарист в Бразилии на пару с саксофонистом. Когда им понадобилась певица, гитарист предложил свою жену, хотя у нее не было музыкального образования. Ну и саксофонист недоверчиво такой: «Ну ладно». Песня стала единственным международным хитом в стиле босанова – и, скорее всего, его величайшим наследием.

– Только ее я и слышала.

– Потом жена ушла от гитариста, закрутив роман с саксофонистом.

– Драматично. Но музыка такая спокойная.

Я поставил еще. Мы провели вечер, листая мою музыкальную коллекцию. Я вышел в кухню, чтобы сделать нам пару сэндвичей с яйцом, и Джилл бережно принесла туда ноутбук с подключенным жестким диском. Я зажег плиту, а Джилл нашла розетку. Масло шипело на сковороде, пока она выбирала наугад песни, восхищаясь каждым новым звучанием, раздающимся с компьютера.

Беседа о японской музыке свернула к обсуждению одержимости Марго поездкой в Токио. Она упоминала об этом лишь пару раз мимоходом. Говорила об этом так, будто Токио был не городом на другом краю Земли, а другой планетой на расстоянии множества световых лет. Но с Джилл Марго обсуждала Токио как реальную возможность.

– Мы шутили, что поедем в Токио в отпуск как две подружки, – сказала Джилл. – Может, она серьезно этого хотела. Жаль, что мне так и не удалось отправиться туда с ней.

– Марго никогда не уезжала из Нью-Йорка, – сказал я, удивляясь, что она всерьез предлагала такое далекое путешествие. – Никогда, никуда. Она редко вообще удалялась от дома.

Джилл достала свой телефон и открыла браузер. Потыкала, подбирая верную комбинацию слов для поискового запроса, чтобы отыскать нужную страницу. Наконец нашла то, что пыталась вспомнить. Видео. Запустила.

Ролик начинался со съемок скромного храма, притаившегося в тихом уголке большого Токио. Снаружи здание выглядело одновременно традиционным (деревянная шатровая крыша, широкие раздвижные двери) и в каком-то смысле современным (бруталистский бетон). Но когда двери раскрылись, храм предстал в великолепном, феерическом блеске красок. Сначала мы увидели светильник на стене, естественными переливами медленно меняющий оттенки от лилового к синему и зеленому. Камера приблизилась, и мы рассмотрели красоту храма во всех подробностях: 2045 маленьких статуэток Будды, все подсвечены