Новые страхи - [116]

Это должен быть не прыжок, подумал я. Нет, это должен быть нырок. Да, именно нырок, надо нырнуть, как я нырял в колледже. Нырок лебедя – да, именно так. Нырок вниз головой, ноги вместе, спина выгнута, руки расставлены по сторонам, затем непосредственно перед входом в воду надо свести их под головой. Хоть я и не нырял несколько лет, это будет мой лучший нырок. Мой нырок лебедя станет моей лебединой песней.

Страх не приходил.

Страх мог не прийти вообще.

Я слегка согнул колени, готовясь.

Мне хотелось увидеть рябь на поверхности воды под собой. Мне надо было увидеть там свет. Любой свет, каким бы тусклым он ни был. Но теперь я понял, что я увижу его непосредственно перед входом в воду. Это было частью «испытания». Мне придется нырнуть, как если бы это было обещание. Моя часть обещанного – нырнуть, а обещание будет выполнено, рябь и огоньки станут видны, когда я сделаю то, что должно быть сделано.

В ту ночь я не пил – не чувствовал необходимости в этом впервые за долгое-долгое время, – но так это и должно было быть.

Рассчитывал ли я в глубине души, что кто-то из водителей даст звуковой сигнал, что сзади я услышу голос человека, который велит мне остановиться?

Нет, конечно нет.

Придет ли страх?

Нет, конечно нет.

Ветер, уже не теплый, а холодный, дул мне в лицо, и он крепчал. Я вдруг понял – не сознавая, что уже принял решение, но чувствуя, что тяготение изменило все мое тело, – что уже начал нырок.

Глаза были открыты, голова запрокинута назад – но и при этом пришлось прикрыть глаза, чтобы уберечь их от встречного потока холодного воздуха. Тело приняло вертикальное положение головой вниз, спина прогнулась, ноги я держал прямо – теперь они оказались выше головы.

Это был мой последний идеальный нырок.

Я открыл глаза.

Страх, этот ненавистный лжец, навалился на меня. Я все время знал, что так оно и будет.

Наконец я увидел отражение своего лица в воде. Белое, как луна с неясными пятнами кратеров. Рябь на поверхности воды искажала это отражение. Я летел, широко раскинув руки. Это было идеальное отражение моего лебединого нырка. Мои раскинутые руки, обнимающие это отражение, быстро согнулись, как бы чтобы погладить лицо, за мгновение до того, как ладони с выпрямленными пальцами соединились, чтобы войти в черную воду.

Идеальное отражение моего лица вскипело, чтобы поцеловать меня.

Но эти расплывчатые пятна быстро изменили форму моего лица, превратив его во что-то другое.

Во что-то, что не было мной.

Во что-то, что было крупнее, в ужасную и чудовищную пародию на меня.

В этот момент замирания души от ужаса и осознания того, что я сделал, я успел заметить, что вовсе не смотрю на свое отражение.

Как только я нырнул с моста и должен был возмутить поверхность воды, что-то быстро поднялось снизу мне навстречу. То, что зеркально повторяло положение моего тела, выныривало из реки прямо подо мной и навстречу мне.

Наверно, я тогда закричал, но точно сказать не могу.

В следующий момент темная вода взорвалась и поглотила меня, заполнила мой рот и легкие. Что-то охватило меня с ужасной силой, которая так же внезапно изгнала из легких вонючую воду одним движением, во время которого я издал звук, похожий на лай. Я хватал ртом воздух, тогда как голова, казалось, болтается на шее. В ушах стоял страшный шум, как будто хлопал огромный холщовый парус, тело же мое оставалось в этих объятиях. Теперь я знал, что не падал, а двигался в противоположном направлении, я летел вверх. Руки пытались ухватиться за что-то, но соскальзывали на то, что казалось стремительно двигавшейся мокрой кожей. Хлопанье паруса продолжалось, кроме того, что-то шумело, как огромный водопад. Я беспомощно размахивал руками и ногами, как будто был привязан к веревке банджи[52]. Меня несло вверх в холодное ночное небо.

Меня несло назад в воздух то, что вырвалось из реки в тот самый момент, когда я стремился в нее войти.

Брызги летели от моих глаз, я видел искаженный калейдоскоп неоновых и уличных огней, балок моста. Тяжело дыша, как животное, я всасывал короткими затяжками ледяной воздух, заставлявший агонизировать легкие. Вдруг я снова стал мальчиком, пристегнутым ремнями к карусели «чашка и блюдце» в Ньюкасле, когда в городе проходила ярмарка «Хоппинс». И столь же неожиданно с хлопком я вернулся в реальное время, упал на колени и руки на твердый бетон. Меня рвало, я хватал ртом воздух, с меня стекала речная вода, образовывая лужу.

Светил уличный фонарь, но я стоял на четвереньках в тени. Я поднял голову и увидел, что каким-то образом оказался в верхней части улицы, называвшейся Ботл-Бэнк. Она шла параллельно мосту через Тайн, который сейчас находился чуть справа и впереди от меня, и поворачивала к пристани. Я стоял на четвереньках посередине улицы, хотя, если следовать логике, я должен был быть мертв.

Вдруг в поле моего зрения оказалась тень, которая была больше той, в которой находился я. Она имела форму человека, но была гораздо больше, чем мог бы быть человек, и что-то было неправильное в том, как она, молча, шагала ко мне. Ее ужасно длинные руки располагались горизонтально, образуя вместе с туловищем крест, но эти руки выглядели скорее как… нет, конечно, это не могли быть крылья. Они не походили ни на крылья птицы, ни на гладкие кожистые крылья летучей мыши, но скорее на натянутую между пальцами с когтями перепонку какого-нибудь иссиня-черного птерозавра или черного ангела из…