Новые страдания юного В. - [16]
— Да. Отец.
Адди! Гигант мысли! Привет! Ты был моим лучшим врагом — с самого первого дня. Я тебя заводил где только мог, а ты надо мной изгилялся как только мог. Но сейчас, когда все уже позади, я сознаюсь: ты был крепыш! Герой что надо! Наши бессмертные души стоили одна другой. Просто у тебя мозговые извилины попрямее были, чем у меня.
— Да, трагическая с ним вышла история. Нас это поначалу здорово срезало. Сейчас-то нам многое стало ясней. Эдгар был настоящий человек. Примерный товарищ.
Адди, ты разочаровываешь меня! Я думал, ты герой. Думал, уж кто-кто, а ты-то не будешь разводить такую муру о человеке, который концы отдал. Я — и настоящий человек! Вот Шиллер, Гёте, кто там еще, — вот они, может, и были настоящими людьми. Вот они — примерные товарищи. Или Заремба. Я и так, бывало, прямо из себя выходил каждый раз, когда над покойником эту муру начинали разводить. Примерный товарищ. Хотел бы я знать, кто первый до этого додумался.
— Мы, к сожалению, с самого начала отнеслись к Эдгару не так, как надо. Что верно, то верно. Мы его недооценили, и прежде всего я, как бригадир. Я сразу решил, что он трепач, бездельник, который на нашем хребте просто хочет денег подзаработать.
Конечно, хотел денег подзаработать! А что? Когда человеку не на что больше даже пленок купить, надо же ему подзаработать. А куда ему в таких случаях идти? На стройку. Лозунг: «Коль не титан ты мысли бойкой — твой путь на транспорт иль на стройку». На транспорт мне опасно было идти. Там наверняка потребовали бы паспорт, прописку и все такое. Значит — стройка. На стройку всех берут. Это я знал. Но я здорово скис, когда попал к Адди и к Зарембе — в эту их шарагу. Они старые берлоги берлинские ремонтировали — гроб за гробом, подряд. А Адди первым делом выдал: «Когда входишь, здороваться надо!»
Таких я видал. Знаю. Попробуй спросить такого про Сэлинджера или еще кого. Ничего не услышишь, слово даю. Решит, что это учебник какой-то, который он недочитал.
Может, все было бы по-другому, если бы Адди в тот день хоть пофилонил или еще что. А тут я, конечно, сразу на дыбы. Может, и нервишки у меня тогда начали пошаливать — из-за этой истории с Шерли. Она все-таки меня больше сбила, чем я думал.
Вторым делом Адди выдал мне один из этих валиков и спросил, держал ли я его когда-нибудь в руках. А эти штуки каждый первоклассник знает. Ну и, конечно, я попросту не удостоил его ответа. Тогда он вручил мне кисть и послал к Зарембе — оконные рамы грунтовать. Все, конечно, уставились на меня, ждут, что будет. Но у меня сразу от печенок отлегло, как только я Зарембу увидел. Так сказать, любовь с первого взгляда. Я сразу понял, что старик — жук что надо. Зарембе было за семьдесят. Он давно бы уже мог на пенсии сидеть, а он тут еще скрипел. И не то чтобы на затычках. Он, бывало, зажмет стремянку промеж колен и прямо тебе твистует с ней вдоль стенок — а после хоть бы что. Даже не вспотеет ни капельки. Правда, он и во-обще-то был кожа да кости да еще мускулы. Откуда уж тут поту взяться. Один из его номеров был, когда кто-нибудь бросал ему раскрытый ножик на бицепс. Тот отскакивал как мячик. Или он изображал звонаря из собора Парижской богоматери. Вынет, бывало, глаз — у него один глаз стеклянный был, — скособочится и пошел хромать. Мы просто по полу катались. А стеклянный глаз он в Испании заработал. То есть сделали-то ему его в Филадельфии. Кроме того, у него еще кусочка мизинца не хватало и двух ребер. Но зубы зато до сих пор все были свои и обе руки, а грудь — вся в татуировке. Не то что там бабы жирные, сердца и все такое или якоря. Нет, сплошь знамена, звезды, серп и молот и даже кусочек кремлевской стены — тоже наколол. Сам-то он был из Богемии или еще откуда-то. Но вот от чего вы совсем уж загнетесь, мужики, — так это, что он еще с бабами дело имел. Хотите верьте, хотите нет, но это факт. Заремба заведовал нашим автофургоном — подметал там, убирал и все такое. И ключ всегда при себе держал. «Мерседес» наш был — рыдван что надо. Две лежанки, чистота, шик-блеск. Один раз — стемнело уже — пробираюсь я к этому нашему фургону. До тех пор я ничего даже и не подозревал, а сейчас мне по вполне определенной причине надо было за фургончик зайти. Тут-то я и услышал, как он там с бабой управляется. Судя по смеху, очень даже ничего бабенка была. Не подумайте только, что я из-за всего этого прямо сразу и на шею Зарембе бросился. Нет-нет. Уже хотя бы потому, что он первым делом спросил, как у меня с профсоюзом. Он взносы собирал. А для меня это сразу — финиш. Если бы на месте Зарембы другой был, я бы тут же — налево кругом и привет. А тут я просто сунул ему молча мой билет. Он его взял, да так прямо и вклюнулся в него. Наверно, просто хотел выяснить, что я за тип. А я, конечно, в Берлине взносов не платил. Он тут же, как фокусник, извлек эту свою умопомрачительную коробочку из жести — плати, значит. А я вам не фокусник. Мне даже пленки не на что было купить. Может, он это как раз и хотел проверить.
В общем, я, не долго думая, начал грунтовать. Краска по стеклу — ручьем. Дома я тысячу раз рамы красил. Но тут я по-другому просто не мог. Если бы они все не уставились на меня и не ждали, что будет, я бы сдал им самое аккуратное окно на свете. Ну, может, не такое, как у Зарембы. Заремба был просто автомат. Но такое же аккуратное, как у всех других, я бы сделал, и уж не хуже, чем Адди. А тут еще Адди явно начал психовать. Он просто потому не сразу взорвался, что Заремба рядом был. А Зарембу не так-то просто из себя вывести — это я сразу усек. Он на меня даже не глядел. В конце концов Адди не выдержал и взорвался: «Я бы на твоем месте все окно замазал!»
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Русские погранцы арестовали за браконьерство в дальневосточных водах американскую шхуну с тюленьими шкурами в трюме. Команда дрожит в страхе перед Сибирью и не находит пути к спасенью…
Неопытная провинциалочка жаждет работать в газете крупного города. Как же ей доказать свое право на звание журналистки?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Латиноамериканская проза – ярчайший камень в ожерелье художественной литературы XX века. Имена Маркеса, Кортасара, Борхеса и других авторов возвышаются над материком прозы. Рядом с ними высится могучий пик – Жоржи Амаду. Имя этого бразильского писателя – своего рода символ литературы Латинской Америки. Магическая, завораживающая проза Амаду давно и хорошо знакома в нашей стране. Но роман «Тереза Батиста, Сладкий Мёд и Отвага» впервые печатается в полном объеме.