Новые стихотворения (1891-1895) - [5]

Его величества употреблю сравненье):

Пытается лететь и делает прыжок,

И песенку поет все ту же. Если б мог

Хоть мирно жить в траве. Но вот беда: с вопросом

О целях мира в грязь он попадает носом!

     Господь

Ужели ни о чем не можешь говорить

Ты кроме зла? Ужель с упреками ты снова

Пришел ко мне? Скажи, иль ничего святого

Нет в мире?

     Мефистофель

   Хуже мир едва ли может быть:

Такая скорбь людей гнетет, такие беды,

Что мне порой их жаль, не хочется победы:

И без меня их ждет плачевная судьба.

     Господь

Ты видел Фауста?

     Мефистофель

     Ученого?

     Господь

          Раба

Господня!

     Мефистофель

   Да. Он раб довольно странный:

Питается глупец лишь пищей неземной,

Куда-то рвется вдаль за грезою туманной,

Свое безумие он сознает порой,

У неба лучших звезд он требовать дерзает

И недоступного блаженства у земли…

      Но все, что близко, что вдали —

Его измученной души не утоляет.

     Господь

Пока он служит мне, еще объятый тьмой,

Но скоро дух его я озарю лучами.

Так, если деревцо чуть зелено весной,

      Садовник знает, что с годами

Оно вознаградит и цветом, и плодами.

     Мефистофель

   Угодно об заклад побиться?

Я выиграю вновь, лишь дайте мне вести

Тихонько Фауста по моему пути.

     Господь

Я знаю: человек грешит, пока стремится,

Пока он на земле живет, во власть твою

   Раба Господня отдаю.

     Мефистофель

Я благодарен вам от всей души, поверьте,

Я слабость издревле питал не к мертвецам,

А к тем, кто никогда не думает о смерти,

И к свежим ямочкам, и к розовым щекам.

   Нарочно резвых выбираю,

И с ними весело, как с мышью кот, играю.

     Господь

     Да будет так.

Пытайся же затмить сей разум благородный

     И за собой увлечь во мрак,

     И овладеть душой свободной! —

Увидишь со стыдом, что есть в сердцах людей

Среди неясных дум, порывов и страстей

Сознанье смутное божественного долга.

     Мефистофель

   Посмотрим! Ждать придется нам недолго.

   Уверен я в победе. Об одном

   Прошу Тебя: великим торжеством

   Ты не мешай мне вволю наслаждаться.

Заставлю доктора во прахе пресмыкаться,

Он будет прах глотать, как некогда змея,

Тысячелетняя прабабушка моя!

     Господь

Свободен ты во всем, и знай, тебе подобных

Без гнева слушаю, и Я прощаю смех,

   Из духов отрицанья злобных

Мне дух насмешливый враждебен меньше всех.

Чтоб человек всю жизнь в бездействии не прожил,

Ты не даешь уснуть ни сердцу, ни уму.

Я демона послал в товарищи ему,

Чтоб спящих он будил и звал их, и тревожил.

   А вы, сыны Господни, в простоте

Возрадуйтесь живой и вечной красоте,

И пусть творящая, Неведомая Сила

Вас цепью нежною любви соединит,

Чтоб ваша мысль навек, постигнув, укрепила,

Что в пролетающих видениях сквозит.

(Небо закрывается. Архангелы исчезают.)

     Мефистофель

(один)

Я поболтать люблю порой со Стариком.

С Ним связи порывать считаю бесполезным.

И в Нем приятно то, что, будучи царем,

Он даже с дьяволом умеет быть любезным.

1892

ИОВ Библейская поэма

I

…И непорочного Иова струпьями лютой проказы

Бог поразил от подошвы ноги и по самое темя.

Иов сидел далеко за оградой селенья на пепле.

Острую взял он себе черепицу скоблить свои раны.

Молвит жена ему: «Все еще тверд ты в своем

             благочестье?

Встань и Творца похули, чтоб тебе умереть».

             Но смиренно

Иов жене отвечает: «Я доброе принял от Бога,

Должно и злое принять: да исполнится воля Господня!»

Мудрый Софар, Елифаз из Темани, Валдат из Савхеи[3]

Вместе сошлись, чтобы сетовать с ним, утешая

             страдальца.

Очи подняв, издали не узнали несчастного друга.

Жалобный голос возвысили, ризы свои разодрали,

Стали рыдать, неутешные, пыль над главами бросая.

С Иовом рядом семь дней и ночей просидели

             в молчанье:

Слова никто не сказал, оттого что страдание было

Слишком велико. И первый открыл он уста и

             промолвил:

II

     Иов

     Да будет проклятым навек

Тот день, как я рожден для смерти и печали,

Да будет проклятой и ночь, когда сказали:

         «Зачался человек».

     Теперь я плачу и тоскую:

     Зачем сосал я грудь родную,

Зачем не умер я: лежал бы в тишине,

   Дремал — и было бы спокойно мне.

И почивал бы я с великими царями,

   С могучими владыками земли, —

     Победоносными вождями,

     Что войны некогда вели,

Копили золото и строили чертоги…

     Я был бы там, где нет тревоги,

     Где больше нет вражды земной,

     Где равен малому великий,

     Вкушают узники покой,

     И раб свободен от владыки…

     На что мне жизнь, на что мне свет?

     Как знойным полднем изнуренный,

Тоскуя, тени ждет работник утомленный,

     Я смерти жду, — а смерти нет.

О, если б на меня простер Ты, Боже, руку

     И больше страхом не томил, —

     Чтоб кончить сразу жизнь и муку,

     Одним ударом поразил.

     Елифаз

Ужель ты праведней Отца вселенной,

     Ужель на суд Его зовешь?

     Зачем же с речью дерзновенной

     Ты против Бога восстаешь?

     Безумец тот, кто не склоняет

     Во прах главы перед Творцом.

Когда и небеса нечисты пред лицом

   Всевышнего, когда не доверяет

     Он даже ангелам Своим, —

     То как же чистым быть пред Ним