Стародум. И откуда ж было бы ему взяться? Вся беда сочинителя сей басни, что он в ней более пиит, нежели философ. А басенный род еще древние относили токмо к области философии – отнюдь не поэзии.
Холмс(словно про себя и для себя, но, кажется, не прочь, чтобы его услышали и другие). Как говорит Лессинг...
Стародум. Вы что-то изволили присовокупить, сударь?
Холмс. Нет, пустяки. Я всего лишь заметил, что точно ту же мысль доводилось высказывать великому немецкому философу и драматургу восемнадцатого века Готхольду Эфраиму Лессингу.
Стародум. Не имею чести быть в знакомстве с господином Лессингом, но коли он так полагает, сей немец бессомненно заслуживает одобрения. Не то что мой Вральман... Ну, что уставился? Полезай на козлы, тетеря! Да гляди, в канаву меня не опрокинь!
Вральман. Не песпокойся, патюшка! Полошись на ферного слуку своефо! Калоушки сфоей не пошалею, а тепя не вытам!
Сэм. Правильно, коллега! «Я люблю хозяина бескорыстно», – сказал слуга, когда ему за нерадивость уменьшили жалованье!..
Шерлок Холмс, Уотсон, Сэм едут дальше одни.
Уотсон(очень довольный собой и своей, как ему кажется, победой). Полагаю, Холмс, моя миссия увенчалась успехом? Вы посрамлены, мой друг!
Холмс(удивился совершенно искренне). Я?!
Уотсон. А кто же еще? Не притворяйтесь, пожалуйста, не притворяйтесь! Не вы ли сейчас признали, что приговор этой басне, автор которой не сумел следовать даже самой простой логике, и, стало быть, вам, ее защитнику, вынес сам великий Лессинг?
Холмс. По-вашему, великие не могут быть не правы?
Уотсон. Отчего же? Но кто на сей раз может опровергнуть философа? Может быть, вы? В таком случае простите, Холмс: вы знаете, как я ценю ваш талант криминалиста, как я не перестаю удивляться обилию разнообразных сведений, почерпнутых вами в Стране Литературных Героев, однако есть вопросы, которые...
Холмс(прерывает его). Речь совсем не обо мне, Уотсон. Слова Лессинга опровергла сама жизнь. Сама развивающаяся литература. И, в частности, появление басен Крылова.
Уотсон. Ах, Холмс, к чему упорствовать? Не лучше ли честно признать свое поражение? Ведь только что Стародум так логично и трезво...
Холмс. Слишком трезво. Слишком логично.
Уотсон. Что-о? Шерлок Холмс против логики? Право, не думал дожить до такой минуты!
Холмс. Однако дожили, Уотсон. Да! Ни трезвости, ни одной только логики бывает недостаточно, чтобы оценить поэтическое произведение.
Уотсон. В том-то и дело, что всего лишь, увы, поэтическое! В то время, как Лессинг настаивал...
Холмс. Я вижу, нам не сговориться, Уотсон! Вам нужно нечто наглядное. Хорошо. Так и будет... Сэм! Поворачивайте к ручью!
Уотсон. К ручью? Зачем?
Холмс. Не надо лишних вопросов. Сэм понял меня с полуслова.
Сэм. «Я понял бы вас даже без слов, сэр», – сказал сынишка, когда отец его выпорол и приказал больше не бездельничать. Эй, любезные!..
Едут в молчании.
Холмс (вдруг, как бы ни с того ни с сего).
«У сильного всегда бессильный виноват;
Тому в истории мы тьму примеров слышим...»
Уотсон(он даже вздрогнул). Что с вами, Холмс? Вы заговорили стихами? Переутомление? Дайте-ка ваш пульс.
Холмс. Стихами Крылова, Уотсон. Я просто хочу напомнить вам басню «Волк и Ягненок», чтобы дальнейшее не застигло вас врасплох. (Продолжает как ни в чем не бывало.)
«Ягненок в жаркий день зашел к ручью напиться;
И надобно ж беде случиться,
Что около тех мест голодный рыскал Волк;
Ягненка видит он, на добычу стремится;
Но, делу дать хотя законный вид и толк,
Кричит...»
Стоп, Сэм! Приехали. Теперь, Уотсон, слушайте и смотрите!
Последние слова Шерлок Холмс произносит с особой многозначительностью, и нам с вами только остается представить себя на месте доктора Уотсона, который все происходящее видит воочию.
Волк.
Как смеешь ты, наглец, нечистым рылом
Здесь чистое мутить питье
Мое
С песком и илом?
За дерзость такову
Я голову с тебя сорву!
Конечно, то, что вам сейчас предстоит прочитать, вернее, перечитать, памятно решительно всем. Но я не прошу прощения за то, что устраиваю встречу с басней, с детства знаемой назубок и, как все зазубренное, может быть, смертельно наскучившей. Наоборот. Я очень хотел бы, чтоб вы попробовали отнестись к происходящему так, как будто ничего подобного никогда не читали и ни о чем подобном не слыхивали, то есть увидеть и услышать все это словно впервые, оказавшись, повторяю, в положении нашего доктора Уотсо-на, который, собственно, затем нам здесь и нужен, чтобы мы примерились к его неподготовленному взгляду, он-то, как можно быть уверенными, крыловских басен в детстве, в отличие от нас, не зубрил. Услышать впервые и так, как будто все это случилось на самом деле, ведь в Стране Литературных Героев все на самом деле, да и герои басни «Волк и Ягненок» не какие-нибудь условные фигурки, вроде шахматных пешек, но тоже всамделишные. Если вы именно так, свежо и непредвзято, вчитаетесь в басню Крылова, то, возможно, услышите: ответ Ягненка, который сию секунду последует, трудно произнести иначе, чем хотя и с робким (попробуйте здесь совсем не испугаться!), но с несомненным достоинством. Ягненок ведь говорит чистую правду и, поскольку уж взялся ее говорить, значит, на эту правду надеется. Верит, что Волк поймет напраслину своих обвинений. В общем, слушаем. Вслушиваемся...
