Новые похождения бравого солдата Швейка. Часть 1 - [7]

И хотя Швейк еще не отдавал себе отчета, почему он должен извиняться именно таким образом, но, помня о том, что фон-Райнбах приказал ему действовать любыми средствами, он решил примениться к новым и неожиданным обстоятельствам.

Когда, изрядно напуганный женой, генерал фон-Альтдорфер вернулся домой, перед закрытой дверью в комнату генеральши он увидел совершенно неожиданные предметы. Генерал остановился, как вкопанный, и по крайней мере пять минут тупо смотрел на два громадных грубых сапога, удивительно похожих на утюги.

7. На фронт! Всех на фронт!

Дураки, как известно, бывают, во-первых, простые, во-вторых, круглые и, в-третьих, непроходимые. Генерала фон-Альтдорфера, по справедливости, следовало отнести к третьей категории. То есть, в молодости он, пожалуй, мог считаться только круглым дураком, но с годами блаженная круглота уступила место дремучей чиновничьей непроходимости. Он вызубрил тысячи параграфов и правил, что сначала освободило его от необходимости думать на работе, а затем и вовсе отучило от этого обременительного занятия. Одновременно с этим привычка к порядку и ясности в документации выработала у него склонность к длинным логическим построениям по самым пустяковым поводам.

Итак, в предыдущей главе мы оставили его в изумлении разглядывают, нм утюгоподобные сапоги Швейка, которого шалунья-судьба так неожиданно и странно бросила в объятия госпожи генеральши.

Как всегда, генерал стал рассуждать про себя: «Передо мной стоят сапоги. Поскольку они в данный момент не содержат ног, то есть являются пустыми, или, проще, сказать, снятыми, можно предполагать, что их владелец находится в босом состоянии. Это мы устанавливаем, во-первых. Во-вторых, владелец сапог, будучи босым, не может находиться на улице в сырую и холодную погоду, так как бессмысленно ходить босиком, когда имеется обувь. Следовательно, он в квартире. Но так как, с одной стороны, я не встретил его из других комнатах, а, с другой стороны, обувь его расположена в непосредственной близости к комнате Анни, мы можем установить, что именно в этой комнате находится мужчина, снявший сапоги. Но в комнате моей жены без сапог, естественно, имею право находиться только я. Однако стоящие передо мной сапоги не являются моими, так как мои сапоги на мне. Значит, в спальне нахожусь не я. Следовательно, там находится…»

— Анни, — вдруг заверещал он, — кто у тебя там находится?

И в следующую секунду, поскольку ответа не последовало, генерал рванул дверь и шагнул вперед. Генеральша встретила его на пороге.

— Тс-с, тише… ты разбудишь Осю.

— Кого?

— Осю. То есть господина Швейка, Иосифа Швейка. Ну, не прикидывайся, что ты не понимаешь, лысик. Ты же его сам прислал.

— Постой, постой! Ты говоришь — Ося? Насколько я знаю, Ося — это уменьшительное от имени Иосиф. Поскольку меня зовут Карлом и ты меня обычно зовешь Кариком или Карликом, это уменьшительное имя относится не ко мне. Следовательно, не со мной, а с каким-то другим человеком ты находишься в отношениях, позволяющих тебе применять к нему уменьшительную форму обращения. Отсюда явствует, что… Постой, ведь отсюда явствует, что ты… О, гадина! — И вдруг, совершенно ошалевший и начисто потерявший способность логически рассуждать, генерал заорал: «Молчать! То есть, кру-гом! То есть, смир-рно!

Знакомые слова команды подействовали на бравого солдата Швейка, как звук трубы на старую боевую лошадь. Он мгновенно проснулся, но, увидев перед собой генерала, решил, что еще спит и начинаются кошмары. Однако, будучи исправным солдатом даже — во cite, он вскочил и вытянулся во фронт, сдвинув голые пятки и держа руки по швам воображаемых штанов.

— Осмелюсь доложить, — начал он, еще не уверенный в том, что дело происходит наяву, — это не я!

— Молчать! — заревел генерал. — Кто вы такой? Что вы тут делаете?.. Впрочем, этого вы можете не говорить…

Швейк понял, что кошмар оказался явью. Но вместе с ощущением действительности к нему вернулось его обычное самообладание, и с младенческой улыбкой на лице он приступил к объяснению:

— Осмелюсь доложить, я, как говорится, явление юридическое, и все, что я делаю, является юридическим актом.

— Вот как! — прорычал генерал. — Ну, знаете…

— Осмелюсь доложить, — перебил его Швейк, — я представляю в своем лице лицо господина лейтенанта фон-Райнбаха, который в лице вашей супруги оскорбил такое лицо, как вы, и…

— Погодите, погодите, — остановил его генерал. — Анни, перестань реветь, уйди отсюда… Мне еще не совсем ясно, вы — Райнбах или Швейк?

— К этому вопросу, осмелюсь доложить, надо подойти с двух сторон. Фактически, может быть, я — Швейк, но юридически я обер-лейтенант фон-Райнбах, или, вернее, незаинтересованное лицо, представляющее в своем лице его лицо. Одним словом, это получается совсем как с неким лейтенантом Габлером, который, отбирая у лавочника Марека пианино в фонд зимней помощи для своей шлюхи Тильды, заявил: «Имей в виду, что в ее лице на твоем паршивом ящике будет барабанить великая Германия».

— Стоп! — простонал генерал, чувствуя, что окончательно обалдевает. — Попробуем рассуждать логически. Значит, ваша фамилия Габлер и вы, отобрав пианино, пришли сюда?