Новые пирамиды Земли - [22]

Свернув на центральную улицу, Пахарь услышал ропот голосов. На главной площади, где обычно проходило Вече, собрались почти все жители общины. Люди были одеты наспех, женщины кутались в шерстяные платки, мужчины набросили на голые плечи кто телогрейку, кто спортивную куртку.

При виде Пахаря толпа молча расступилась. Он увидел двух молодых плечистых парней, что стояли на коленях на сырой земле, низко опустив головы. Это были братья Евдоким и Игорь Валяевы, дояры из Зеленодольской фермы. Чуть позади них со смущенным видом стоял пожилой человек невысокого роста, с залысым лбом и длинными седыми волосами. На его худом, морщинистом лице блуждала виноватая, но в то же время наглая улыбочка. Старик мял в жилистых руках потертую кепку, и время от времени шумно отрыгивал. От него несло за версту спиртным духом.

Сердце Пахаря сжалось. Нет, не внял Николай Угодник его мольбам! Случилось, пожалуй худшее, что могло произойти. Как же это не вовремя, мысленно простонал староста. Через неделю, после окончания сбора урожая, такое еще можно было пережить, замять, затушевать… Но только не сейчас.

– Что стряслось? – грозно спросил он и обвел толпу мрачным взглядом.

Из толпы вышел Степан Бурцев, командир стражи. На его массивном бульдожьем лице, со сплющенным носом и разбитыми губами (когда-то Степан был профессиональным борцом) читалось огорчение.

– Этой ночью на Зеленодольской ферме случился пожар, – сиплым голосом доложил он. – Правый флигель дотла сгорел, два бычка погибли, коровы разбежались… Одна утопла в болоте, вторую зарезали волки.

– Понятно… – процедил сквозь зубы Пахарь, с ненавистью глядя на старичка. – А где же были эти молодцы, Евдоким и Игорек? По девкам шастали?

Степан опустил глаза. Он догадывался, как повернется дело, и от того неприятный холодок пробежался по его спине.

– Не-а… Пьяные они были. Лежали вповалку в сене, да храпели так, что аж двери дрожали. Еле мы их растолкали. Потом, правда, оба очухались и тушили пожар хорошо, можно сказать, даже героически! Игорь вынес из огня полугодовалого теленка, а Евдоким…

Пахарь жестом остановил его.

– Ладно, придержи свое красноречие, заступник. Такого геройства, после пьянства да головотяпства, на Руси всегда было хоть залейся. Только где теперь та Русь, и где те герои? Куда не пойдешь, в степях одни курганы над братскими могилами. И не одна чума здесь виновата, есть кое-что и похуже…

Он повернулся и впился глазами в Федора. Старик мигом потерял ухмылочку и даже немного побледнел под этим ненавидящим взглядом. Но потом к его небритым щекам прилила кровь, губы задрожали, словно готовясь к плевку.

– Ты на меня глазищами не зыркай, Пахарь! Видел я и не таких начальничков, этого добра на моей шее всегда было вдоволь! – заорал он. – В молодые годы я шоферил у председателя колхоза «Ленинский маяк», чтобы ему дышло в горло! Вот это был живодер первый сорт. На каждом собрании меня песочил за пьянство да за прогулы, обещал сослать на скотный двор, дерьмо за коровами таскать… Крутой был мужик, серьезный, не тебе чета! Даром что председатель был партийный, а сам всех деревенских девок обиходил будь здоров, лучше любого племенного бычка. А едва жизнь перевернулась и коммуняк скинули, так сразу наш колхоз под себя подмял. Как Ельцина президентом назначили, на второй же день свалил статую Ленина с пьедестала и сдал в городе под видом цветного металлолома. Потом стал первым помещиком в нашей волости, и нас, бедолаг, записал в свою собственность. Меня, вольного человека! А я и колхозником, и крепостным, и членом вашей долбаной коммуны, самогон гнал, гоню и гнать буду!

– Выходит мы зря на китайцев напраслину возводили? – с тихой угрозой спросил Пахарь. – Это ты нашим парням тайно спирт продавал?

– Выходит, я, – нехотя кивнул Федор. – Ну и что? Свинья, она сама грязь найдет, ее учить не надо. Не я, так кто другой сообразил бы установить в погребе самогонный аппарат. Дело-то нехитрое, привычное…

Одна из женщин, стоявших в толпе, охнула и прижала руки к груди.

– Федор Игнатьевич, как же так? Весною, когда сын Марии Лопухиной вместе с трактором в реке утоп, на тебя подозренье уже падало. Но ты пошел к отцу Серафиму и перед иконой божьей поклялся, что…

В глазах Федора заплясала хитринка.

– Ну ты и дура, Натаха! Годов тебе уже за полсотни, а все ее такая же доверчивая, как и девчонка сопливая… Это я для виду в церковь ходил, да попу нашему исповедовался. Ведь знал, что мне не поверят, а ему – поверят. Отец Серафим хороший человек, дважды меня спасал, и третий раз спасет. Да вот он и идет, лих на помине!

Действительно, по Сорочьей улице, что вела к красивой деревянной церкви, торопливо шел отец Серафим. Он был молод, с красивым округлым лицом, редкой, слегка вьющейся бородой и ласковыми карими глазами. Отец Серафим только два года назад закончил семинарию в Сергиевом Посаде, и сам приехал в Зеленодольскую общину, сменив почившего отца Анофрия. Несмотря на добродушную внешность и мягкий тихий голос отец Серафим обладал твердым, непреклонным характером, и не раз вступал в споры с главой общины, отстаивая свою точку зрения.