Новые фарисеи - [8]

(ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА еще старательнее принимается за уборку гостиной. КАТЕНЁВ включает радиоприемник и слушает последние известия. Вскоре в гостиной появляется ЛИКА.)

ЛИКА (увидев Катенёва с саблей в обнимку). ЧеКа на страже? Всем добрый вечер!

КАТЕНЁВ (смущенно). Это я так… Здравствуй, Лика. (Вешает саблю на гвоздь под портретом. Берет в руки газету и, сев в кресло, углубляется в чтение.)

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Где ходила?

ЛИКА. Была в библиотеке.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Какая у тебя любовь вспыхнула… к литературе!

ЛИКА. Да, вспыхнула!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ (вернувшись в гостиную.) Лика, я хотел с тобой поговорить… Впрочем, потом.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Да, уж лучше без свидетелей!

ЛИКА. Ты что ему рассказала?!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (передразнивая). «Ему»! А когда-то ты говорила «папе»! (После паузы). Ничего я ему не говорила.

ЛИКА. Нет, говорила! Я чувствую, что говорила!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Ну-ну, успокойся… Ничего не говорила, еще не успела. Вот погляди лучше, что я купила! (Достает из сумочки серьги и кольцо.) Это – мне, а это, если будешь умница, тебе!

(В этот момент КАТЕНЁВ отрывается от газеты, он крайне потрясен прочитанным.)

КАТЕНЁВ (со слезами в голосе). Что же это делается, а? В Африке этой… негры… Мало того, что они и так черные, так они еще и не доедают! Ребенки через одного с голоду мрут, а до старости, почитай, никто и не доживает! (Замечает на столе серьги и кольцо.) Это – что?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (смущаясь от радости). Купила вот… себе и дочке.

КАТЕНЁВ. Золото?!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Да, лучшей пробы!

КАТЕНЁВ (вскакивает, хватает свою фуражку). Пойду с агитацией! В помощь голодающим! (Берет украшения и бросает их в фуражку). От нас – первая доля! (Обводит всех радостным взором.)

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (сначала потеряв дар речи). Пять лет… не доедала… Во всем себе отказывала… (Приобретает дар речи и орет). А он – в Африку?! Самого – в Африку!!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Оленька, успокойся…

КАТЕНЁВ. Золота жалко! А детишек, которые помирают, не жалко?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Жалко! А себя – жальче!

КАТЕНЁВ. Мы же большевики!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Я давно партбилет сдала! На всех нас не хватит!

КАТЕНЁВ. Должно хватить… Нельзя нам по-другому… (Кладет фуражку на стол.)

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (плача, забирает украшения). Олег, умоляю! Сделай что-нибудь… Огради… Спаси… Так ведь жить невозможно!

КАТЕНЁВ. Это в самую точку! Так жить нельзя. И не дам!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (мужу). Ты слышал?! Он грозит! Сделай что-нибудь! Ты – ответственный работник, у тебя одна рука в гордуме, другая в министерстве, третья в администрации города… Умоляю, сделай хоть что-нибудь!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Успокойся… Ничего страшного не произошло, уверяю тебя.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Не произошло? А ты не понял еще, что мы теперь от души ни единого словечка дома сказать не сможем?! Столько лет на работе терпела, потом полегчало, а теперь в собственной квартире партконтроль появился!

ЛИКА. А ты говорила, что я глупости сочиняю! Вот, сама призналась!

(Появляется ЛЁКА. Он сильно пьян. На голове у него нелепая кепочка Веника, в руках сумочка Мурки.).

ЛЁКА. Вы еще не встали ложиться? (Поправляется). Вы еще не стали ложиться баиньки? Пора всем баиньки! (Заметив Катенёва, смотрит с недоумением на него и на портрет.) Черт, все-таки, кажется, лишнего хватил… А думал – как всегда…

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Господи! Лёка! В каком ты виде!

ЛЁКА. Маман… Маман… Не надо…

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (мужу). Его лечить нужно! Немедленно!

ЛЁКА. Нет-нет, только не сейчас… Утром…

КАТЕНЁВ. И это – мой правнук!

ЛЁКА (поражен, показывает на Катенёва пальцем). Разговаривает!.. Оно ожило!..

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Это твой прадедушка, Лёка! Он жив, понимаешь, жив! (Добавляет тихо.) На нашу голову…

ЛЁКА. А кто же тогда погиб? Трагедии не было?!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Никто не погиб! Контузия у него была уникальная, проспал все эти годы.

КАТЕНЁВ. Я в коме был! В забытьи!

ЛЁКА. Ах, контузия… А я думал, что двоится… Что – лишнего…(Подходит, покачиваясь, к Катенёву и протягивает ему руку). Лёка! (КАТЕНЁВ смотрит на него сурово и руки не подает.) Лёка. Лексей Олегович! Рад познакомиться! (После паузы, обиженно). Вы че? Я же руку сую!

КАТЕНЁВ. Пропойца! Родителей позоришь!

ЛЁКА. Вы че? Я их гордость! Пока еще…

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Мальчик выпил с товарищами, но он не пропойца!

ЛЁКА. Да, я выпил с товарищами. И еще выпью. Но только завтра, сегодня меня что-то мутит…

КАТЕНЁВ. Слизняк! И выпить толком не умеешь!

ЛЁКА. Я?! Давай соревноваться! Вылез из портрета и еще обзываться надумал… Я тебя живо в рамку вставлю!

(ЛЁКА замахивается сумочкой, но ударить Катенёва не успевает. КАТЕНЁВ опережает его и толчком руки опрокидывает Лёку на тахту.)

КАТЕНЁВ. Проспись, смена!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Он его ударил! Он его ударил!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Ничего, он не сильно.

ЛЁКА (барахтаясь на тахте). Попробовал бы он сильно… Я бы ему показал… Дориан Грей… Вылез… (Засыпает).

КАТЕНЁВ. Ладно, всем – спокойной ночи!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Куда вы?!

КАТЕНЁВ. В саду буду спать. А здесь – не могу. И портрет снимите, не помер еще. (Уходит.)

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Ушел…

ЛИКА. Вы довели!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. На улице спать будет… Если знакомые увидят, знаешь какие сплетни по городу пойдут?!