Новогодняя ночь - [16]

Около Вадима остановилась пара: она — в малиновом бархатном костюме, он — в спортивных штанах, вытянутых на коленях, и застиранной футболке.

— Что за пластинки тут, им в субботу сто лет, — сказал парень, лениво растягивая слова.

Вадим насторожился, ему и в голову не могло прийти, что кому-то его пластинки могут не понравиться. Он напряженно вглядывался в спину говорящего, когда же внимательно изучил высокую широкоплечую фигуру, то перекинул взгляд на его даму. У ней были правильные изящные черты лица, длинные темно-каштановые волосы распущены, и это скрадывало определенность возраста.

Парень стоял спиной, и поэтому Вадим не мог видеть его лица, но когда он повернулся, то совсем неожиданно оказался синеглазым и юным — лет на шесть-семь младше своей партнерши. Выражение его лица — удивительная, смесь самоуверенности и какой-то детской незащищенности — на какой-то миг так поразило Вадима, что он даже забыл о причине, по которой обратил внимание на эту пару. Но потом вновь на него нахлынула обида, и он, нахохлившись на своем стульчике около проигрывателя, враждебно и хмуро смотрел на них.

И все-таки он наслаждался! Пожалуй, только это слово, в которое остальные люди вкладывают столько смысловых оттенков, могло бы отразить состояние Вадима. Если и говорить о наслаждении, можно было бы полностью поручиться, что Вадим, никогда не знавший этого чувства, испытывал его, когда слушал свои пластинки. И особенно сейчас, после долгого перерыва, это чувство было острым и отчетливым.

Обычно придающий значение самым ничтожным репликам в свой адрес, долго помнивший все обиды, вплоть до мелочей, на этот раз Вадим неожиданно подобрел и уже больше по привычке, чем из злобы, следил за долговязым мальчиком.

На следующий день Паша снова подошел к Вадиму:

— Вадька, друг, выручай, слесарь не пришел, принеси и сегодня пластинки.

Вадим воспринял Пашину просьбу так, будто иначе и быть не могло:

— Ну ладно.

Он, конечно, понимал, что не острая необходимость заставляет Пашу обращаться к нему, замок был, в конце концов, не от сейфа. Паша при всем своем кажущемся избытке энергии не любил лишних хлопот.

Но Вадим теперь уже и сам хотел пойти на танцы — слушать свои пластинки, пусть не дома в одиночестве, с этим приходилось мириться. И, кроме того, у него появилось какое-то непонятное болезненное любопытство ко вчерашней паре.

Вадим сидел около своих пластинок, когда они вошли в зал. Но тут же потерял их из виду, так как рядом с ним присел сухонький старикашка, настолько сухонький, что было удивительно, как он забрел на танцы, присел он с явным желанием завести разговор.

— Танцует молодежь, — сказал старичок, покашливая в маленький кулачок.

Вадим пробормотал в ответ что-то неопределенное.

— А вы вот, как я погляжу меломан, — старичок с симпатией поглядел на него.

Меломан? Вадим вскинул на него глаза. Господи, да что же это такое? Наверное, что-нибудь оскорбительное. Даже наверняка. Просто невозможно на минутку присесть, чтобы тебя не оскорбили.

— А вам-то что? — вспылил Вадим.

Старичок, не ожидавший такой бурной реакции, пожал плечами и мелко засеменил в другой угол.

— А сейчас белый танец, по заявкам, — объявил в это время Паша, как всегда, широко улыбаясь.

Вадим, несколько раздраженный, машинально нашел взглядом девушку в бархатном костюме. Парень стоял около нее, небрежно покачиваясь на каблуках, — высокий, самоуверенный. Она улыбалась ему. Вадим взял пластинку, зачем-то помедлил, вздохнул и поставил на диск.

— Шр-р, — закрутилась пластинка. Зазвучала музыка.

Неожиданно девушка обернулась, ее широко раскрытые глаза смотрели прямо на Вадима. Он вздрогнул от неожиданности и даже сжался от ее долгого взгляда, стараясь сделаться как можно незаметней. Она стала пробираться среди стоящих людей к нему.

— Можно вас пригласить?

Вадиму хотелось, чтобы ее вернул тот длинный мальчик, увел. Но мальчик не приходил, она улыбалась и ждала. Если минуту назад Вадим называл ее улыбку кокетливой, то теперь готов был назвать милой и обаятельной. Вадим медленно и неловко встал, думая, как стремительно приближается ее лицо откуда-то сверху.

Он уже давно не танцевал и поэтому мучительно долго вспоминал, куда положить руки. Из памяти всплыли эпизоды прошлых танцев, и Вадим, скорее машинально, чем обдуманно, начал двигаться. Он был почти зол на эту девушку за то, что она вывела его из оцепенения, что надо лихорадочно соображать, о чем говорить. Он видел, с какой легкостью разговаривают рядом танцующие, и ему было досадно, что каждое слово, каждый жест сейчас даются ему с трудом. Но к досаде примешивалось еще какое-то чувство: то ли непонятная радость, то ли гордость, что она его пригласила.

— Меня зовут Анна, — сказала она.

Вадим открыл рот, чтобы ответить, но Анна его опередила:

— Знаю, знаю, тебя — Вадик.

— Да, — промямлил он, смущаясь от неожиданных «ты» и «Вадик».

Он напрягся, думая, о чем спросить Анну.

— А вы давно здесь отдыхаете? — на «ты» он не решился.

— Достаточно, чтобы все опротивело, скукота. Вадик, а почему ты пластинки крутишь? Это что твоя общественная работа?

— Нет, — протянул он, — Пашка просит, чтобы я…