— Первая — выстрелил вверх указательным пальцем Фиалка.
Девушка была красива. Чистый лоб и тонкие брови. Серые с поволокой глаза, вяло взирающие на мир. Прямые волосы ложились на округлые плечи. На ней был джемпер с неестественно длинными рукавами. Оскорбительная, тиражируемая красота привлекала, но держала на расстоянии.
— Афродита из пены рожденная — охарактеризовал прекрасную девушку Антон. — Теперь посмотрим на другую.
В глубине вагончика стоял большой шкафообразный гриль. За прозрачной створкой все пространство было занято плоскими и длинными, как мушкетерские шпаги, шампурами. На них плотно, как бусины на нитку, были нанизаны золотистые с медным отливом куриные тушки. Они кружились, словно вальсировали. Вторая девушка время от времени останавливала танец. Открывала стеклянную створку. С подставленного протвиня с помощью обрезанной пластиковой бутылки собирала жир и поливала им тушки. Девушки была худощава, хотя здесь стоило бы употребить более точное определение. Она была тоща. На ней была растянутая майка. Судя по всему холодно ей не было, сказывалось соседство с пышущим жаром грилем. На девушке была косынка цвета, давленного сока черничных ягод. Косынка была низко надвинута на глаза, а сзади повязана маленьким остановившимся пропеллером. На лице можно было выделить лишь родниковой чистоты глаза, во всем остальном девушка плотно проигрывала своей напарнице.
— Итак, я повторяю свой вопрос — сказал Фиалка — Замарашка или богиня?
— Хочешь, я скажу, Антоша — поспешил прийти на помощь Запеканкин.
— Ни в коем случае — категорично заявил Антон. Сделав несколько глотков из фляжки, Антон оперся спиной на парапет.
— Начнем рассуждать здраво. — Антон положил на поднятые колени руки.
— Что мы имеем? Мы имеем двух девушек, совершенно разных девушек. И одна из них может составить счастье моего друга, великого художника Запеканкина, разделить с ним тяжкую участь непризнанного гения. — Антон немного фиглярствовал. — Кто же нам нужен? Мы должны сделать правильный выбор, чтобы великий художник занимался творчеством, не отвлекаясь на суровые будни, пока его дама будет работать на трех работах, воспитывать бездарных детей мастера, двоечников и хулиганов, вспомним тезис о природе, которая отдыхает. Кормить с ложечки обеспокоенного постоянными неудачами маэстро, выслушивать его гениальные идеи в перемешку с упреками и наконец досрочно сойти в гроб, заразившись какой-нибудь неизлечимой болезнью, на одной из своих бесчисленных работ. Несомненно, это должна быть незаурядная особа. Теперь пройдемся по девушкам. Я не разговаривал с ними, не знаю, чем они дышат. Но мне достаточно и этого.
Запеканкин слушал, не перебивая, решалась его судьба.
— Первая девушка — продолжал Антон — это богиня. И не спорь, Запеканкин. (Петр и не собирался спорить). Честное слово, будет время, сам за ней приударю. Так налегке, без тяжелой артиллерии. Но она совершенно тебе не подходит, Петр.
— Почему? — спросил Запеканкин.
— Объясняю. Она не подходит тебе по выше перечисленным причинам. Ни за что не подходит. Хотя может быть она и согласится лелеять вашу бездарную талантливость — лихо закрутил Антон, боясь обидеть Запеканкина. — Может быть, она с дуру подумает, что это подвиг, что это жертвенность — Фиалка еще раз обозрел скучающую девушку в бинокль — Хотя вряд ли. А если это и произойдет, в чем я очень сомневаюсь, тебе все равно не удастся побыть в сомнительной роли вдовца, рыдающего над дорогой могилой.
— Ты думаешь, я не буду ее любить — попытался оскорбиться Запеканкин.
— Почему не будешь. Еще как будешь.
— Тогда я не понимаю.
— А тут и понимать нечего. Тебя не будет на ее могиле.
— Я не способен быть неблагодарным.
— Не кипятись, Петр, — рассмеялся Фиалка — Никто не обвиняет тебя в неблагодарности. Тебя просто там не будет.
— А где же я буду?
— Тебя вообще не будет — подвел черту Фиалка — Ты застрелишься раньше. Ты снесешь себе полголовы из тяжелого револьвера. Да, Петр, и я даже не буду тебе запрещать делать это. Ты сам ужаснешься, когда увидишь, какую красоту загубил, безжалостно бросив ее на алтарь собственного эгоизма.
— Ты говоришь страшные вещи, Антоша — поразился Запеканкин.
— Всего лишь глаголю истину. — невозмутимо отвечал Антон. Согласись, что было бы толку, если бы я выдал тебе на-гора принаряженную куклу, а жить все равно пришлось бы со сварливой и беззубой старухой.
— Не понимаю, Антоша. Про какую старуху ты говоришь. Эта девушка еще очень молода.
— Ладно, Запеканкин — остановил Петра Антон — Нечего тебе рассусоливать то, что и так лежит на поверхности. Теперь обратимся к другой. Скажу сразу, Петр. Это попадание в яблочко. Это как раз то, что тебе нужно. — Фиалка становился серьезным. — Это ее майка в жирных пятнах. Это ее косынка. Кстати очень оригинальный цвет. Цвет ласковой и небольной дипрессии эмо. Аскетичная худоба анатомического класса. Ставим ей в минус, Петр. Но глаза, Петр. Глаза. Ты, я надеюсь, обратил внимание на глаза. Больше скажу. Что такое глаза, термин костоправов. Мы найдем лучшее определение. — Фиалка почесал свою смоляную шевелюру. — Вселенная, Петр. Не меньше, как вселенная. Посмей, только сказать, что я перегибаю, сам посмотри.
