Новогодние и другие зимние рассказы русских писателей - [76]

В тот же вечер она принесла ребенка к окну цветочного магазина. Мороз немного спал, и она тепло закутала мальчика во все, что у нее было… Сама она дрожала от холода, но крепко прижимала к себе теплое детское тельце и улыбалась посиневшими губами, приближая детское личико к ландышам, благоухавшим за стеклом.

Но ребенок тянулся в другую сторону.

— Мама! — закричал звонкий голосок. — Елка! Это елка! Елка!

IV

Да, это была елка. Рядом с цветочным магазином красовалась большая кондитерская, и сквозь стекла ее ближайшего окна сияла небольшая елка, увешанная бонбоньерками и блестящими украшениями, разноцветными фонариками и восковыми свечами.

— Мама, я хочу елку! Пойдем, где елка! — повторял ребенок.

Она подошла. Войти в эту кондитерскую нечего было и думать. У нее не было ни одного гроша в кармане. Дома оставалось только несколько жалких серебряных монеток, — молоко и хлеб маленького мальчика.

Он плакал и тянулся к елке. Она вошла.

— С Богом, матушка! С Богом, не взыщи! — встретил ее грубый голос.

Так и следовало ожидать.

Она прижала к себе покрепче плачущего ребенка и почти бегом воротилась в свою глухую улицу, в свой темный подвал. Ее начинала пробирать страшная дрожь. Она удерживалась, чтобы не дрожать слишком сильно.

— Мама, елку! Я хочу елку! Моя милая мама!

— Подожди, мое сокровище, не плачь, мой ангелок. Будет тебе елка, мой родной мальчик!

V

Она непременно сделает елку; больше ни о чем она не могла думать. И случай помог ей. Святки почти кончились; рождественские елки отжили свой век и, лишенные своих огней и украшений, валялись в темных углах, на занесенных снегом дворах и сорных кучах. Одну такую маленькую елку она нашла где-то у забора и принесла ее в свой подвал.

Елка есть! Остается только украсить ее и достать свечек… Только!.. Но как это сделать?

Она скоро нашла средство. Молоко и хлеб, иногда яичко для крошки, несколько поленьев, чтобы согреть маленькую железную печку, — это необходимо. Остальное не нужно! Она проработала целую ночь, а днем и не вспомнила о куске хлеба, который для себя оставила. Но зато вечером она купила десяток маленьких восковых свечек, всех цветов: и розовых, и голубых, и желтых. Она любовалась ими как ребенок и спрятала их как сокровище.

Маленький мальчик спал.

— Будет у тебя елка, мой родной сыночек!

На другой день она съела свой черствый кусок. И чего ей еще? Совершенно довольно! Зато она принесла домой горсть золотых орехов и три румяных, блестящих яблочка. «Я сделаю ему елку под Новый год!» — радостно думала она. И опять не ложилась всю ночь, и проработала весь день, а вечером, когда отнесла работу, вернулась с целым сверточком пестрых пряников и конфеток.

Последний день старого года погас. Наступил вечер.

Опять разыгрался мороз крепче прежнего, и пошел гулять по огромному городу, и заглянул в глухую улицу, в темный подвал, и увидел чудную картинку.

В тесной комнате горел яркий свет. Посреди стояла маленькая кудрявая елка и бросала на потолок узорную тень своими стрельчатыми ветвями. Золоченые орехи и красные яблочки, пестрые конфетки и восковые свечки блестели и горели в темной зелени. Хорошенькая была елочка, хотя бедная и убогая. Но как хорош был маленький розовый мальчик, который бегал вокруг елки, и щебетал, как крошечная милая птичка в весенней роще, и хлопал крошечными ручками! Огоньки свечей отражались в светлых глазках; щечки разгорелись.

— Мама, моя мама! Это моя елочка, моя милая елочка!

Она целовала его золотую головку. Грудь ее ныла и болела. В глазах у нее все темнело, голова все кружилась…

— Мой мальчик! Мой родной маленький мальчик… Ты любишь свою маму?..

О, Боже мой! Отчего так дрожат ее руки и ноги? От радости или оттого, что она сегодня ничего не ела?

— Моя крошка! О, что будет, если я умру?!

Но не крошке отвечать на этот вопрос. Он бегает и щебечет, щебечет и бегает, пока не догорает последняя свечка. И тогда, утомленный радостью и волнением, он засыпает на руках у своей мамы.

Она бережно кладет его на мягкую подушку в корзинку, которая заменяет ему постель. Она зажигает крохотный огарок, чтобы посмотреть еще на спящего ребенка, и становится около него на колени.

Тяжело-тяжело дышит бедная грудь. Болит и ноет сердце, но не от воспоминаний. Нет никаких воспоминаний, никаких мыслей нет больше… Все уходит, голова кружится; она низко-низко склоняется над сыном и только тихо повторяет:

— Мой мальчик! Мой крошечный родной мальчик!

Тихо-тихо. Пахнет смолистой елкой. Маленький мальчик спит. Разгорелись круглые щечки, спокойно лежат на них золотые ресницы; розовый ротик полуоткрыт и дышит спокойно. Пристально, не отрываясь, смотрит на него молодая женщина.

Молодая!.. Где же молодость на этом увядшем лице, в этих потухших, страшно углубленных глазах?

Острая, жгучая боль внезапно наполняет ее грудь. Она хватается рукою за сердце, точно думает удержать этою исхудалою, горячею рукою разрывающееся сердце, спасти его для жизни…

— Боже мой! Что же это такое? Мое бедное, родное дитя!

Она склоняется вперед, дрожит всем телом; тяжелая голова бессильно опускается на изголовье ребенка… Но спит, не просыпается маленький мальчик и не чувствует, что остался один на свете, что нет у него больше мамы.