Новое море - [9]
УКРОТИТЕЛЬНИЦА МОЛНИЙ
Наконец показались впереди крутые, холмистые берега Дона. Машина въехала в поселок, покатилась мимо небольших одинаковых домиков, свернула в аллею молоденьких белостволых тополей и выехала на взрытую неровную дорогу, запруженную грузовиками. Запахло бензином; в воздухе стояла пыль; вдоль дороги громоздились неуютные строительные здания, деревянные вышки, краны. Во всех направлениях тянулись столбы с толстыми, как канаты, проводами.
Полуторка переехала через железнодорожную ветку и остановилась у новых деревянных ворот.
Дядя Федя выскочил из кабины и махнул Пташке рукой, чтобы следовал за ним.
В воротах, их остановил вахтер, но дядя Федя показал ему какую-то книжечку и, положив Пташке руку на плечо, сказал:
— Со мной.
Они прошли мимо высокого крана, переносившего над землей охапки железных прутьев.
— Мы куда? — спросил Пташка.
— А вот сейчас увидишь, — сказал дядя Федя.
У невысокого деревянного навеса он остановился. На груде железа стоял человек, по виду почти подросток, в брезентовой жесткой куртке и негнущихся брюках. Он держал в одной руке фанерный щиток с окошечком, а в другой — небольшой черенок, вроде простой стамески, но с развилкой на конце.
Вот быстрым движением руки он вставил в развилку железный стерженек величиной с карандаш и только поднес его к железному пруту, как этот карандаш мгновенно превратился в молнию.
Молния ослепительно засверкала в руке человека и, наткнувшись на железо, зашипела, рассыпая огненные искры.
Но с тем спокойствием, которое, должно быть, свойственно только укротителям молний, человек легко отвел огонь от железа, и молния сразу потухла и перестала шипеть. Человек снова сделал легкое движение рукой, и молния, мягко шурша, как бы полилась молочно-огненной струей на прутья, сращивая их на стыках.
— Настя! — позвал дядя Федя.
Укротитель молний, так поразивший Пташку, снял с руки брезентовую рукавицу, откинул с лица щиток, и Пташка увидел знакомое родное лицо сестры.
— Настя! — Он бросился к ней.
— Ты как сюда попал? — удивленно и радостно спросила она, схватив его в охапку, тормоша и целуя его в голову как всегда делала в детстве.
— Меня дядя Федя привез, — сказал Пташка.
И только сейчас, оглянувшись, она заметила дядю Федю.
— Ну, спасибо! — сказала она.
Лицо ее вспыхнуло. Она смущенно поправила прядь волос, выбившуюся на влажный лоб.
— Еле доставил, — улыбаясь, сказал дядя Федя. — Удрать от меня хотел!
— Удрать хотел? — недоверчиво спросила она, снова обхватив Пташку и прижимая его к себе.
И все время, пока Пташка рассказывал про дорогу, про Власьевну, про школу, она не отпускала его.
— Настя, — сказал Пташка, — а ты совсем даже огня не боишься? Это настоящий огонь или нет?
— Конечно, настоящий. Видишь, я им каркасы свариваю для облицовочных щитов — ими плотину покрывать будут. Понял? Ну да потом разберешься!
— Так ты уж отведи его домой, — попросила она дядю Федю, гладя Пташку по волосам. — Я сегодня до пяти работаю.
Простившись с ними, она опять вставила в держатель новый электрод, прикрыла лицо щитком, и белая молния вспыхнула снова в ее проворных руках.
МАЛЬЧИК С МОРСКОГО ДНА
Настя жила на Пристанской улице.
Хотя улица называлась Пристанской, но пристани здесь еще не было. Не было и воды. Домики стояли в ряд вдоль некрасивой, изрытой лощины. Впрочем кое-где уже были вбиты деревянные сваи будущих причалов. За сваями шла насыпь железнодорожного пути. По нему то и дело передвигались составы со строительными грузами. Эта дорога шла по дну будущего моря: она была временная.
Тут вообще было много временного, созданного только на период стройки: деревянные столбы с проводами, бараки, проволочный забор, бетонные заводы…
Но зато дома были не временные. Они строились прочно, красиво и были выкрашены в разнообразные тона: то в фисташковый, то в золотисто-солнечный. Только крыши у всех домов одинаковые — черепичные. И одинаковые застекленные террасы с крылечками.
Возле домов росли деревья — молодые акации, липы, тополя. Редкая их листва еще совсем не давала тени. Эти деревья сами нуждались еще в защите от строительной пыли и знойных степных ветров. Но все понимали, что пройдет еще несколько лет — и деревья окрепнут, раскинут ветви, и под широкой их сенью будет много свежести и прохлады.
Когда дядя Федя с Пташкой вошли во двор, там никого не было, кроме смуглого мальчугана, похожего на галчонка. Вооружась саблей, выструганной из палки, он воинственно рубил крапиву, росшую у низенького забора.
— Послушай, Сева, — крикнул ему дядя Федя, — дома кто есть?
— Мама ушла, а я Вовку караулю: он спит, — ответил мальчик, перестав махать саблей и поправляя свои короткие штаны на лямках. — А вы к нам?
— Вот что… — Дядя Федя слегка подтолкнул Пташку вперед. — Этот мальчик — брат тети Насти. Он теперь с ней будет жить. Мама придет — скажешь. Понял?
Сева, кивнул головой и молча уставился на Пташку.
— Ну, я пойду, — сказал дядя Федя Пташке, — у меня дела много, а вечером увидимся. Я рядом живу.
— Знаю, ты откуда приехал, — сказал мальчик, когда они остались одни. — Спорим, знаю. Нам тетя Настя про тебя говорила. Ты с Волги, правда ведь?
