Новеллы и повести. Том 2 - [164]

Рыжий смотрел в воду и облегченно вздыхал каждый раз, когда голова парня выскакивала из кипящей пены, бушующей у его ног. Ему трудно было представить, что человек может так долго оставаться под водой.

— Этот парень прямо водолаз, — довольно пробормотал смуглый, сжимая по рыбине в каждой руке.

Второй не сказал ничего. Он молчал.

Нико не заметил, когда оказался в опасной близости к отвесной щербатой скале берега. Он вынырнул, шумно глотнув воздуха, и почти в тот же миг ощутил в воде, будто какой-то острый молот ударил его в правый висок. Перед этим он почувствовал острую боль в колене, но эта боль была не самая страшная. Ему показалось, будто что-то раскололо его череп.

Он услышал треск, и перед глазами все слилось в белый цвет пены.

Отчаянным усилием, ошеломленный и плохо соображающий, он оттолкнулся от каменной стены и с ужасом почувствовал, что его тело книзу от поясницы вдруг сделалось страшно тяжелым и тянет его на дно. «Рыба», — сообразил он, и его пальцы судорожно впились в пластмассовую трубку. Он попытался развязать ее, но это ему не удалось: от воды узел стал каменным. Тогда он напрягся, чтобы разорвать его, но тотчас же понял, что это ему не по силам.

Его голова сразу отяжелела, все вокруг окрасилось в красный цвет. Из последних сил удерживаясь на воде, он увидел на берегу двух мужчин, которые неизвестно почему тоже стали красными.

— Подайте что-нибудь! — срывающимся голосом крикнул Нико.

Те двое не слышали, что он крикнул, но увидели кровь. Они засуетились. Вокруг, на сотни метров, было пусто, под руками не было ничего. Да если бы даже и было, они не увидели бы.

— Тонет! — плаксивым голосом проскулил рыжий и, порывшись в карманах, неизвестно зачем вынул носовой платок и отбросил его.

— Эй, артисты, подайте что-нибудь! — успел вторично крикнуть Нико, прежде чем вода снова бросила его на острые зубья каменной стены.

Смуглый выпустил рыбу и бросился бежать к виноградникам.

Второй, бесцельно, с плачем, метался вдоль обрыва и звал на помощь.

Нико понял, что остался один. Один под синим небом, один в воде, в которой он никогда не чувствовал себя одиноким, один в нескольких сотнях метров от тысяч людей, среди которых тоже никогда не был одиноким. Среди них были Эмилия, Васил, дядя Анастас, его мать, все рыбаки и моряки, которые окружали его и прогоняли одиночество: курортники, которые уважали и любили его, потому что он был молод и по-юношески безрассудно смел. Он понял, что умрет в одиночестве у этой враждебной, зазубренной скалы, под этим холодным и враждебным небом. Одиночество вдруг сразу овладело им и сковало те последние силы, которые еще у него оставались.

Вода снова набросилась на него. Он пытался ухватиться за шероховатости утеса, но они ломали ему ногти, ранили пальцы и ускользали из-под руки.

Оцепенелость прошла, осталось лишь бессилие, оно было заодно с одиночеством. Он не ощущал никакой боли. Боли не было, были только бессилие и одиночество. Тяжесть книзу от поясницы сковывала его движения и тянула на дно.

Вот скала выскользнула из его окровавленных пальцев, и рыба, превратившаяся в непосильное бремя, потянула его ко дну. Но он снова вынырнул, задыхаясь, со страшной мыслью, что во второй раз уже не сможет вынырнуть. Однако он ошибся. Он выныривал еще два раза, и все над ним и вокруг него было окрашено в ужасный ярко-красный цвет. Затем неистовый шум исчез, ослепительная молния прорезала красноту, среди которой он очутился, и наступила непроглядная тьма.

К берегу бежали люди, это была целая толпа. Она растянулась на сотни метров, топтала скрипящую траву, колючки, низкие, засохшие кусты. Не было слышно ничего, кроме учащенного дыхания, пыхтения и хрипа.

Четверо первых быстро увеличивали расстояние между собой и теми, кто за ними следовал. Они раздевались на бегу, сбрасывали рубашки и майки и швыряли их на траву. Впереди бежал Васил.

Не останавливаясь, все четверо с разбегу бросились в пенистую, бело-зеленую воду.

Когда через несколько секунд они вытащили его, люди все еще продолжали подбегать. Рыба билась в штанах у юноши, но четверо не обращали на нее внимания.

Люди не помнили, сколько времени продолжалась борьба за угасшую жизнь Нико, и только поняв, что он мертв, они положили его на землю. Они стояли, потрясенные и молчаливые. Они жили у моря, но ни одна преждевременная смерть не потрясала их так, как эта. Они не могли примириться с ней и, наверно, не примирятся никогда.

Толпа зашумела, расступилась, и в опустевший круг возле юноши вошел Анастас, запыхавшийся, с побагровевшим от напряжения лицом, в сдвинувшейся набок морской фуражке. Он тяжело дышал и часто раскрывал рот, борясь с удушьем.

— Дядя Анастас, — сказал Васил, бесцельно водя руками по мокрым штанам, облепившим его бедра. — Угасло наше Солнышко, кончилось…

Только при этих словах люди словно поняли, наконец, что случилось, и заплакали. Плечи Анастаса тряслись, все его огромное тело вздрагивало, но из уст не вырвалось ни звука.

Тогда одна пожилая женщина, повязанная черным платком, подошла к ногам юноши и развязала штанины. Потом она встала на колени и приподняла голову Нико, словно хотела дать ему грудь. Рыба высыпалась на сухую траву. Одна крупная кефаль вдруг очнулась, сделала несколько скачков и плюхнулась в воду, но люди не видели ничего: ни эту рыбину, ни других, мертвых, которые остались лежать у ног юноши.