Новеллы - [2]

Пожалуй, с той поры абсолютистско-диктаторская, «салазаровская» Португалия заболела хронически: сначала рахитом, склерозом, а потом и раково-бюрократической опухолью, пожиравшей тело страны.

«Крестовый поход» против демонов революции и коммунизма, объявленный сегодня архиепископом Браги, примасом португальской церкви Франсиску Марией да Силва, заставляет думать, что не ушел окончательно в прошлое XVII век, когда на Португалию легла тень инквизиции, расправлявшейся огнем и железом с еретической — иными словами, со всякой пытливой, независимой мыслью.

Разлад между властью и национально-народными интересами не мог не сказаться на роли Португалии как европейской и мировой державы. Англия, Голландия, Франция постепенно теснили терявшую мощь соперницу. Одна колониальная жемчужина за другой выпадали из имперской короны. В 1580 году войска Филиппа II вторглись в страну. Лишь народное восстание 1640 года положило конец оккупации, не вернув, однако, Португалии былого веса и значения.

Ни XVIII век, несмотря на просветительские реформы, ни XIX, несмотря на вспыхивавшие, но быстро догоравшие костры буржуазных революций, ни либеральные веяния, особенно во второй половине столетия, не изменили политический климат страны, превратившейся в захолустье Европы. Менялась разве что погода.

В резко континентальный климат XX век тоже как будто не внес существенных перемен. Провозглашенная в 1910 году республика оказалась недолговечной: расправившаяся с нею в мае 1926 года диктатура Салазара, кстати сказать, пошедшая в наступление из города Браги, держала страну в оковах до весны 1974-го. И нет сомнений: одной из точек его опоры, так же как точкой опоры антинародного режима Франко, была сила преемственности, сила инерции и традиций, истоками уходящих в глубь прошлого.

Перед Эсой де Кейрошем, потомком известного рода политиков и адвокатов (в 1834 году, когда либеральная партия стала у власти, дед Эсы вошел в правительство), возникла та же проблема выбора, которая с неизбежностью возникает перед каждым художником, когда родной ему народ бесправен: с народом или с властями предержащими. Выбор, совершенный Эсой в начальную пору самоопределения, продиктован энтузиазмом и гневом.

Юный студент древнего Коимбрского университета полон ненависти к мертвенной схоластике профессуры, ко всему реакционному порядку. По сделанному поздней признанию, Эса и его друзья, находясь в состоянии «перманентного возмущения», совершили за годы пребывания в стенах Коимбры «три революции со всеми их классическими атрибутами: манифестами к стране, бросанием камней, кошачьими концертами, ржавым пистолетом под каждым плащом и сжигаемыми среди адских плясок портретами ректоров». После окончания университета в 1866 году его двадцатилетний выпускник решал, однако, проблему революции менее категорично.

Пробуя силы в журналистике, в адвокатуре, в административной деятельности, он верен демократическим идеалам юности — но вряд ли он остается максималистом, с порога отвергающим те жалкие сферы деятельности, которые ведут к растрате таланта, к болоту ничтожного успеха, грошового компромисса, зряшной суеты.

Сознавая угрозу для таланта и личности, он ищет выхода в «большой мир», нащупывает к нему разные пути.

Карьеру дипломата Эса начинает первым консулом на Антильских островах. Пользуясь близостью к Новому Свету, посещает Соединенные Штаты Америки. В 1874 году получает назначение в Нью-Кестль. В 1876-м — в Бристоль. С 1888-го и до конца жизни Эса де Кейрош — генеральный консул в единственном городе, который, как сказано в романе «Семейство Майя», давал дышать свободно, в столице Франции, издавна его привлекавшей… Таков послужной список, составленный его автором, кстати сказать, не без трудностей.

Должность, на которую претендовал начинающий дипломат, сперва досталась другому. Задетый Эса в очередном выпуске своих сатирических фельетонов «Колючки» поведал широкой публике о причинах, по которым не стал консулом:

«Я стал наводить справки и узнал, что правительство действительно считает меня: 1) главой республиканцев, 2) клубным оратором, 3) организатором забастовок, 4) агентом Интернационала, 5) эмиссаром Карла Маркса, 6) представителем рабочих ассоциаций, 7) сообщником парижских поджигателей, 8) убийцей господина Дарбуа, 9) тайным автором прокламаций, 10) содержателем склада бензина, 11) бывшим каторжником и, наконец, — 12) за мной всегда ходит по пятам агент полиции…»

Как ни странно, фельетон возымел действие: именно в это время сменился кабинет, и новый министр иностранных дел предоставил Эсе консульскую должность на Кубе. Но платой за первую должность, за десятилетия дипломатической службы был отказ от бунта против правительства, был тот разрыв между «внешней» и «внутренней» жизнью, который с евангельских времен обозначается формулой «кесарево — кесарю, богу — богово» и для творений художника никогда не проходит бесследно.

Не все из студенческих друзей Эсы пошли на компромисс. Цельным остался Антеро де Кинтал, идейный и нравственный вдохновитель Коимбрского кружка, замечательный поэт и публицист, примкнувший в молодости к I Интернационалу; но в 1891 году, придя к глубочайшему пессимизму, Антеро де Кинтал покончил самоубийством.