Ярецки неловко опустился на стул у соседнего столика.
— Вам здесь нравится, сестричка?
— Да, все очень мило.
— А мне не нравится.
— Люди немножко развеселились, нельзя же им в этом отказывать.
— Знаете ли, сестрица, я, быть может, под хмельком… Но это ничего не значит… Я вот что скажу: эта война никогда не кончится… Или вы другого мнения?
— Ну, когда-нибудь она ведь должна кончиться…
— А что же мы станем делать, когда воины не будет?.. Когда перестанут фабриковать калек, за которыми вы должны ухаживать?
Сестра Матильда задумалась:
— После воины… Вы-то ведь знаете, что будете делать. Вы же говорили о какой-то службе…
— У меня все по-другому… Я был на фронте… Я люден убивал… Простите, это, наверно, звучит невнятно, но па самом деле тут ясность полная… У меня вся эта история уже позади… Но там ведь, — Ярецки показал пальнем на сад, — так много других… Очередь за ними… Говорят, что русские уже формируют женские батальоны…
— Да, вы умеете нагонять страх, господин лейтенант Ярецки.
— Я? Да ну… У меня уже все позади… Вернусь домой… Подыщу себе жену… Каждую ночь будет одна и та же женщина… Я уже сыт этой охотой на… Простите, сестра, я, кажется, все-таки захмелел… Но вы подумайте, ведь это нехорошо, когда человек одинок, нет, нехорошо, когда человек одинок… Об этом уже в библии сказано. А ведь для вас, сестра, библия многое значит, не так ли?
— А не пора ли вам домой, господин лейтенант? Кое — кто из наших собирается уходить… Вы могли бы пойти с ними…
Ярецки дышал ей в лицо винным перегаром:
— Я, я говорю вам, сестра, что война никогда не кончится, потому что там человек остался в одиночестве… потому что каждый в свой черед становится одиноким… а каждый, кто одинок, должен убить другого… Вы думаете, сестра, что я выпил слишком много, но вы ведь знаете, я так быстро не пьянею… Нет никаких оснований отправлять меня на боковую… То, что я вам говорю, чистая правда.
Он поднялся:
— Странная музыка, правда?.. Не пойму, что они там такое танцуют. Давайте-ка поглядим!
Майору медицинской службы Куленбеку полагалось сидеть за столиком почетных гостей, но там он не задержался.
— Вперед, навстречу потехе и забавам! — сказал он. — Мы — ландскнехты в завоеванном городе.
Он направился к группе девушек. Нес голову высоко, и его врезавшаяся в воздух борода приняла почти горизонтальное положение. Проходя мимо стрелка Кнезе, стоявшего одиноко, со скучающим лицом у дерева, он похлопал его по плечу:
— Тоскуете по своему аппендиксу? Тоже мне ландскнехты! Вы же пришли сюда, чтобы бабам детишек делать… Просто стыд за вас берет, тряпки вы эдакие! Давай, давай-ка вперед, старая калоша!
— Слушаюсь, господин майор медицинской службы! — сказал Кнезе, став по стойке «смирно».
Куленбек взял Берту Крингель под руку, прижал ее локоть к себе:
— Пройдусь с каждой из вас по кругу. Кто лучше всех танцует, получит поцелуй.
Девушки взвизгнули. Берта Крингель попыталась высвободиться. Но когда Куленбек сжал своей львиной лапой ее маленькую руку, руку молодой простолюдинки, он почувствовал, как ее короткие пальцы расслабились и уткнулись в мякоть его огромной ладони.
— Вы, значит, не желаете танцевать… Верно, боитесь меня… Ну, ладно, тогда я вас к лотерее сведу… Ребятишкам надо в игрушки играть.
Лисбет Вегер закричала:
— Вечно вы смеетесь над нами, господин начальник… Разве господин майор медицинской службы станет танцевать?
— Ну, Лисбет, ты меня еще узнаешь! — И доктор Куленбек, не отпуская Берту Крингель, схватил за руку и Лисбст Вегер.
Когда они стояли перед столом лотереи, к ним подошла фрау Паульсен, супруга аптекаря Паульсена, заняла позицию рядом с Куленбеком и прошипела побледневшими губами:
— И тебе не стыдно? С сопливыми девчонками…
С высоты своего роста он бросил на нее из-под пенсне немного испуганный взгляд, но затем расхохотался:
— О, милостивая государыня, главный выигрыш — вам.
— Благодарю, — сказала фрау Паульсен и удалилась.
А Лисбет Вегер и Берта Крингель шушукались:
— Ты заметила, какие свирепые глаза у нее были?
Посреди сада соорудили длинный стол для солдат, и ферейн «Дары Мозеля» выставил им бочонок пива, красовавшийся тут же на двух высоких подпорках. Ом уже давно был пуст, но кое-кто из солдат сто крутился у пустого стола. Кнезе, тоже примкнувший к этой компании, макая палец в пивные лужицы на столешнице, рисовал на ней какие-то узоры:
— Кулеибек говорит, что мы должны им делать детишек.
— Кому?
— Здешним девочкам.
— Скажи ему, пусть пример покажет.
Все заржали.
— Он уже клеится.
— Лучше пусть нас к нашим бабам отпустит.
Ночной ветер раскачивал разноцветные фонарики.
Ярецкн один бродит по саду. Кланяется идущей навстречу фрау Паульсен:
— Вы, я вижу, в полном одиночестве, прелестница.
— Как и вы, господин лейтенант.
— Что обо мне говорить? У меня уже все позади.
— Пойдемте к лотерее, господин лейтенант, испытаем судьбу.
Фрау Паульсен берет его под руку. Под правую, единственную.
Прогуливаясь под деревьями с Лисбет и Бертон, доктор Куленбек повстречался с Югено, издателем местной газеты. Тот поздоровался:
— Чудесный праздник, господин майор, чудесный праздник, мои юные дамы!
И исчез.
Майор Куленбек все еще держит короткопалые руки молодых простолюдинок в своих огромных теплых лапах:
