Новая жизнь Нефертити - [19]

Ребята танцевали запойно, как лучшие из Тодеса, а я на их фоне напоминала то синий чулок, то пьяную подружку в клубе, которая решила, что всё можно. В общем, смехота, а им почему-то нравилось.

— Да, детка, да! Давай сюда всю свою грязь! — радовался Димас.

К моему удивлению, через час выяснилось, что у всех тут были вторые египетские имена, как у Ромы-Тутанхамона. Энди называли Гором, Джесс — Исидой, Лолу — Бастет, а Димас слегка по-гейски надувал губы: «Я — Осирис, детка!» Народ вживался в роли.

И вот из колонок зазвучал голос Финна, бархатистый и переливчатый, у меня побежали мурашки по спине и вспомнились его поцелуи. Всё тело завибрировало, каждой клеткой напоминая, как мы, шепчась и крадучись, вернулись вчера в особняк. Мы не разошлись по комнатам, а с лифта перебежали, как воры, на другую узкую лесенку и вверх. Рука об руку пробрались через пыльный, в свете мобильников похожий на декорации к фильму ужасов чердак, а потом Финн толкнул дверцу, и мы оказались на крыше!

Огни ночного Парижа переливались золотом и серебром в почти фиолетовой августовской ночи. Рядом высился тёмной громадой оббитый металлическими пластинами купол, вдаль уходили крыши соседних зданий и, казалось, по ним можно, как в песенке, убежать к самой Эйфелевой башне, уже потушившей огни на ночь. Но хотелось только держать его за руку, ощущать его тепло. Чёрная дыра ночи кружилась над нами, а мы кружились в ней, целуясь до умопомрачения и забывая себя. Я видела, что Финн хотел большего, я сама хотела, но мне нравилось осознавать, что он отнесся с уважением к моим словам «Не сейчас».

Всё равно страсти в слиянии наших губ было больше, чем в том скучном сексе, который у меня был не с ним и будто не в этой жизни. Да и к черту всё, что было! Тут, на крыше, мы точно одни, сердце пело, а тело плескалось в прохладных воздушных потоках ночного Парижа, таких контрастных с его объятиями, силой и нежностью.

Я ощутила воспоминания так живо, будто Финн только что держал меня в своих руках.

Его голос, как мне нравится его голос, а песня, ну и какая разница, что он поёт? Главное он!

Димас сказал:

— Так, отрабатываем с самого начала. Все становимся по местам, Лола — замени Нэтали, ты, Дамира, повторяй за ней. Там, сзади.

— А сам Финн на репетиции не ходит? — поинтересовалась я.

— Макс и Нэтали уехали на запись на телевидение, — вдруг послышался грудной голос из дверей.

«Что ещё за Нэтали?» — недовольно мелькнуло в моей голове, и я с удивлением увидела в дверях Катрин Беттарид. Она кивнула мне:

— Идёмте, Дамира, ваша репетиция закончилась. Нам нужно поговорить.

И посмотрела так, словно поставила росчерк на заявлении «уволить». Моё сердце застучало…

⁂

— Арин сказала, вы хорошо справляетесь, — натянуто проговорила хозяйка особняка.

— Благодарю, — сказала я, чувствуя запах пота и вновь испытывая необъяснимое желание сбежать. — Мне нужно переодеться.

— Я не задержу вас надолго.

Мадам Беттарид поманила меня за собой и пошла, не оглядываясь, переполненная королевской многозначительностью. Затейливые лестницы и коридоры привели нас в другое крыло, будто в зачарованные лабиринты Хоггвардса с поскрипывающими ступенями, запахом морёного дуба, потемневшими от времени картинами, где с таким выражением лица мадам Беттарид вполне могла бы играть Воландеморта, если бы тот был женщиной, а не лишившимся носа лысым духом. Некстати всплыли в памяти безносые мумии в интернете, а следом и вчерашняя новость про саркофаги. Я поёжилась.

Куда она меня ведёт? Зачем? Мне стало не по себе.

Наш путь завершился зимним садом под круглым стеклянным куполом в самом центре здания. Это его подсветку я видела ночью на крыше? Сейчас всё было залито утренним солнцем. От повышенной влажности и экзотических запахов стало трудно дышать. Зато в жаре тропиков прекрасно чувствовали себя жирные пальмы, причудливые хищные лианы, похожие на китайские фонарики абутилоны, яркие фуксии и плавающие в небольшом водоёмы голубые лотосы, — ошеломительная феерия красок в тишине густого воздуха. За стеклом далее виднелся сад суккулентов и кактусов.

— Растения — моя вторая страсть, — повернулась ко мне мадам Беттарид, одарив сливочно-мягким дружелюбием, как вчера на собеседовании. — Люблю здесь отдыхать. Смотрите, Дамира: мандарины созрели.

Этим внезапным переключением она вновь выбила почву из-под моих ног, но будто не заметила этого. Поманила за плотную стену раскидистых, высотой в мой рост папирусов, окаймляющих искусственный водоём, как на фресках храмов Древнего Египта. В дальнем углу под самым солнцем у аккуратного деревца, усыпанного весёлыми оранжевыми пятнышками плодов, она остановилась.

— Хотите попробовать? Это сладкий сорт, а вы не завтракали.

Мадам Беттарид сорвала мандарин покрупнее и протянула мне. Пришлось взять. Я заметила справа за перегородкой деревянные стеллажи с россыпями склоняющихся к полу пучков алых ягод.

— Клубника?!

— О да, моя слабость. — Она направилась туда. — Хотите? Не бойтесь, тут всё чистое. Я, знаете ли, тоже люблю полакомиться прямо с грядки. Прежде чем сорвёте, посмотрите, какие красавицы…

Аромат урожая был настолько насыщенным, что я не удержалась, поднесла к носу крупную ягоду, вдохнув знакомый запах начала лета.