Новая земля (Новь) - [11]

"А тебѣ непремѣнно нужно что-нибудь намекнуть", продолжалъ Олэ Генрихсенъ. "Хардскіе Линумы удивительно милые люди; кромѣ того, въ домѣ тамъ есть еще молодая дочка, въ которую, если ты захочешь, можешь влюбиться".

"Хе, хе. Нѣтъ, ужъ въ чемъ другомъ можно упрекнуть Ойэна, но дамъ онъ оставляетъ въ покоѣ", сказалъ добродушно пьяный актеръ Норемъ.

"Поздравляю, господинъ академикъ!" снова закричалъ журналистъ.

Олэ Генрихсенъ посмотрѣлъ на него.

"Ты подразумѣваешь меня?"

"Ну, конечно, тебя, само собою разумѣется. Хе-хе! Развѣ ты не былъ въ академіи? Ну значитъ ты академикъ?"

У журналиста также была разгоряченная голова.

"Я былъ только въ академіи торговли", сказалъ Олэ.

"Да, да, ты лавочникъ, во всякомъ случаѣ. Но этого же не нужно стыдиться. Не правда ли, Тидеманъ? Развѣ нужно стыдиться того, что ты лавочникъ? Я говорю, что этого не нужно стыдиться, — не правда ли?"

Тидеманъ ничего не отвѣчалъ.

Журналистъ самымъ глупѣйшимъ образомъ привязался къ своему вопросу; онъ хмурилъ лобъ и думалъ лишь объ одномъ, какъ бы не забытъ то, что онъ спросилъ. Онъ начиналъ сердиться и требовалъ отвѣта.

Фру Ханка сказала вдругъ спокойнымъ голосомъ:

"Тише, теперь Ойэнъ хочетъ прочесть намъ свое второе стихотвореніе!"

Паульсбергъ и Иргенсъ сдѣлали гримасы, но никто ничего не сказалъ. Паульсбергъ даже ободряюще кивнулъ.

Когда водворилась тишина, Ойэнъ всталъ, отступилъ немного и сказалъ:

"Я знаю это стихотвореніе наизусть. Оно называется "Сила любви".

"Мы ѣхали по желѣзной дорогѣ, по незнакомой намъ мѣстности, незнакомой для меня, незнакомой и для нея. Мы были чужіе другъ другу: мы никогда раньше не встрѣчались. "Отчего она такъ молчаливо сидитъ", подумалъ я. И я наклонился къ ней и сказалъ, а сердце мое стучало:

"Что-нибудь васъ огорчаетъ, фрекэнъ? Покинули вы друга тамъ, откуда вы ѣдете, очень хорошаго друга?"

"Да", — возразила она, "очень хорошаго друга".

"И теперь вы не можете забыть этого друга?" спросилъ я.

И она отвѣтила, покачавъ головой:

"Нѣтъ, нѣтъ, я не могу его забытъ".

Она замолчала. Говоря со мной, она не смотрѣла на меня.

"Могу я прикоснуться къ вашей косѣ?" спросилъ я ее. "Какая чудная коса, какъ она хороша!"

"Мой другъ цѣловалъ ее", возразила она и оттолкнула мою руку.

"Простите меня", сказалъ я, наконецъ, и сердце мое стучало все громче. "Смѣю я взглянутъ на ваше золотое кольцо, оно изъ блестящаго золота и тоже удивительно красиво. Я бы хотѣлъ посмотрѣть его поближе, чтобы порадоваться за васъ".

Но и на это она сказала — нѣтъ — и сказала:

"Его далъ мнѣ мой другъ"

И она еще дальше отодвинулась отъ меня.

"Простите меня…"

Проходитъ нѣкоторое время, поѣздъ мчится, дорога длинная, длинная и скучная. Намъ ничего не остается дѣлать, какъ прислушиваться къ шуму колесъ. Мимо проносится локомотивъ, желѣзо стучитъ объ желѣзо, я пугаюсь, она же нѣтъ, она думаетъ только о своемъ другѣ. А поѣздъ мчится дальше.

Тогда она посмотрѣла на меня въ первый разъ, — глаза у нея голубые.

"Становится темнѣе", говоритъ она.

"Мы приближаемся къ туннелю", отвѣчалъ я.

И мы проѣзжали черезъ туннель. Проходитъ нѣкоторое время. Она нетерпѣливо смотритъ на меня и говоритъ:

"Мнѣ кажется, что опять становится темнѣе?"

"Мы у второго туннеля. Всего ихъ три туннеля", отвѣчаю я: "у меня есть карта, хотите посмотрѣть?"

"Я боюсь", сказала она и подсѣла ближе.

Я на это ничего не сказалъ.

Она спросила улыбаясь:

"Вы говорите три туннеля, значитъ, есть еще одинъ, кромѣ этого?"

"Да, еще одинъ".

Мы влетаемъ въ туннель, и я чувствую, что она совсѣмъ близко около меня, ея рука касается моей руки. Потомъ дѣлается снова свѣтло, и мы снова на свободѣ. Мы ѣдемъ четверть часа. Теперь она сидитъ около меня, такъ близко, что я чувствую ея теплоту.

"Вы теперь можете трогать мою косу", сказала она. "Да и разсматривать мое кольцо, вотъ оно".

Я взялъ ея косу въ свою руку, но кольца ея я не бралъ, потому что ея другъ далъ его ей.

Она улыбнулась этому и уже больше не предлагала мнѣ его.

"У васъ такіе жгучіе глаза и зубы у васъ такіе бѣлые", сказала она и совсѣмъ смутилась. "Я боюсь послѣдняго туннеля, подержите мою руку, когда мы въ него въѣдемъ. Нѣтъ, нѣтъ, не держите мою руку; я не хотѣла этого сказать. Я пошутила только; но говорите со мной".

Я обѣщался исполнить то, о чемъ она меня просила.

Нѣсколько минутъ спустя она смѣялась и говорила:

"Я не боялась послѣдняго туннеля, но я боюсь вотъ этого".

Она посмотрѣла мнѣ въ лицо, желая узнать, что я ей на это отвѣчу, а я сказалъ: "этотъ и есть самый длинный, онъ безконечно длиненъ". Ея смущеніе дошло до послѣдней степени.

"Да нѣтъ же, нѣтъ никакого туннеля", воскликнула она, "вы дразните меня, и не будетъ никакого туннеля".

"Нѣтъ, еще есть послѣдній туннель; посмотрите!" И я указалъ ей на мою карту.

Но она не хотѣла ничего ни слышать, ни видѣть.

"Нѣтъ, нѣтъ, никакого туннеля нѣтъ, и говорю я вамъ, что нѣтъ его", сказала она немного спустя.

Она облокотилась назадъ. полузакрыла глаза и улыбнулась.

Поѣздъ свиститъ, я выглядываю наружу, мы приближаемся къ зіяющей пасти. Я вспоминаю что обѣщался разговаривать съ ней; наклоняюсь и чувствую въ темнотѣ ея руки вокругъ моей шеи.

"Говорите со мной, говорите со мной", шепчетъ она съ стучащимъ сердцемъ. "Но отчего вы со мной не говорите?"