Новая система земледелия - [6]

О скорейшем распространении у нас нового земледелия Овсинского особенно должны заботиться помещики в интересах облегчения тягостного и своего положения среди современного крестьянского населения. Помещичьи хозяйства, где введена система земледелия Овсинского, служат местом, куда крестьяне охотно ходят учиться прибыльному земледелию, что видно из отношения крестьян к Овсинскому, о чем сказано в моем приложении («Практ. руков.»). Крестьяне считают такие помещичьи хозяйства возможными образцами своего благополучия , а владельцев их — своими наставниками и руководителями, с мнением которых считаются. Прежнее враждебное отношение крестьян к помещикам заменилось уважением и благодарностью к ним за то, что они обнаружили способ и возможность быть сытым и на родной земле, без переселения в неведомые края. В местностях, где введена система земледелия Овсинского, у крестьян крепнет любовь к родному гнезду, к кормилице матери-земле, от которой его теперь уж нелегко оторвать соблазнительными, несбыточными обещаниями эфемерного городского счастья. И если все помещики устроят по системе Овсинского опытные показные поля для крестьян, то этим самым уже уничтожат враждебное завистливое отношение последних к себе, а свои хозяйства сделают практическими образцовыми школами для окрестного крестьянства, которое не станет разорять их, а будет дорожить такими образцами, как идеалом и своего благополучия. Ведение же помещичьего хозяйства по старой разорительной системе не может служить примерной школой для крестьян как по своей дороговизне (6—8 волов надо для одного немецкого плуга-самохода), так и оттого, что и сами помещики теперь едва сводят концы с концами, благодаря непомерной дороговизне разорительного земледелия. Старое земледелие истощило и помещичьи земли и очень часто не может окупить даже расходов на их обработку.

Некоторые говорят, что помочь крестьянину тяжело, потому что он обленился, не любит труда. Это — преувеличение. Крестьянин перестал верить земле, почему и не хочет работать над ней, так как она плохо вознаграждала его труд. Кроме того, он привык получать хороший урожай не вследствие своего труда, а случайно, оттого лишь, что вовремя выпали дожди или были другие благоприятные правильному росту хлеба условия. Своему же труду в этом деле он мало придавал значения. Но если он убедится, что при помощи разумного труда можно получать всегда обеспеченный урожай, что ему не страшны ни засуха, ни морозы или другие неблагоприятные атмосферные условия, то, поверьте, хлебопашец не пожалеет своего труда.

Это видно из следующего примера:

Г-жа Еремеева прожила лето (в Саксонии) у крестьянина, владельца 25 десятин земли; хозяин ее держал пять крупных лошадей, стоющих не менее 300 руб. каждая, 16 коров, 5 телок, множество свиней, кур и т. п. Получил этот крестьянин в 1889 году с этой земли 1352 п. пшеницы, 860 п. ржи, 1670 п. овса, 1980 п. картофеля, 53 фуры (по 60 п.) кормовых бураков, кроме того, 12 фур сена, которым обильно прокормил этот скот летом.

Итог: при 25 дес. он получил 3182 руб. чистого дохода (не считая 419 руб. налогов, т. е. по 17 руб. с десятины), что составит 127 руб. 58 коп. чистого дохода с десятины.

И это в той самой стране, где сто лет назад народ так же, как и у нас, хронически голодал, умирал тысячами от недоедания и только потому, что не знал травосеяния и боялся уничтожить «имаши», толоки и выгоны.

У г. Еремеевой 120 десятин в с. Борщеве, Радомыслского уезда, Киевской губернии. Приехала она туда весною 1900 г. из Германии и застала там обыкновенное наше трехпольное хозяйство, которое и начала постепенно переделывать. В 1900 г. она получила от продажи хлеба 1548 р. 29 к., а истратила на рабочих 1544 руб. 79 коп., чистый доход дал лишь 3 руб. 50 коп.; через два года, в 1902 г., хлеба продано уже на 3452 р., уплачено за работу 1980 руб. 18 коп., осталось 1471 руб. 82 коп.; в 1904 г. хлеба оказалось на 5143 руб. 46 к., работа обошлась в 2255 руб. 67 к., осталось уже 2887 руб. 79 коп. Таким образом при обыкновенном трехполье весь доход идет на уплату рабочим, а владельцу не остается ничего даже для уплаты повинностей и процентов. «Вот почему,— говорит г-жа Еремеева,— крестьяне и живут так бедно, и иначе жить, сколько им ни прибавляй земли, они не могут, пока не изменят своего хозяйства».

У г-жи Еремеевой вначале было 40 десятин парового поля, не приносившего дохода; но уже в 1903 г. она продала урожая с этого поля на 1094 руб., т. е. выручила по 27 р. с десятины, а в 1905 г. уже на 2000 руб., т. е. получила по 50 руб. с десятины того поля, которое у крестьян лежит втуне,— и при этом скот ее обильно кормился тем, что росло на этой ниве.

Соседние крестьяне понемногу начали подражать г-же Еремеевой, и теперь у них все растет даже лучше, нежели у помещицы, потому что они усерднее обрабатывают свои поля.

У нас в России свыше 40 миллионов десят. крестьянской земли остается ежегодно под паром и столько же, если не больше, лежит под выгонами и лугами, так что из состава 121 млн всей крестьянской земли засевается не более 47 млн десятин, т. е. около трети всей удобной площади!