Новая Шехерезада - [52]

Потом я начал слегка беспокоиться: не проспит ли он с его гармонией и честной безмятежностью нужную ему станцию?

Это мне все равно, где выходить, — а у него на этой станции вся его жизнь!

Вагон качнуло. Он уже сознательным, не сонным движением удержал равновесие, потом медленно поднял голову: седая растрепанная челка, обветренное красное (словно без кожи) лицо, выцветшие светло-голубые глаза. Он долго, не мигая, смотрел на меня, — я почувствовал какое-то беспокойство. В общем, идея взять этого человека за образец слегка заколебалась.

— Так смотреть неприлично! — наконец не выдержал я.

— А может, ты мне нравишься? — усмехнулся он.

— Ну что уж во мне такого особенного? Разве что глаза? — я разозлился.

Интеллигентная старушка с двумя внуками, сидевшая рядом со мной, предчувствуя надвигающуюся ссору, торопливо, но подчеркнуто культурно обратилась к нему (культурным обращением, как подсказывал ей опыт, можно разрешить любые конфликты):

— Простите, пожалуйста, что я вмешиваюсь, — мне показалось, вы живете за городом?

Он неохотно перевел свой тяжелый взгляд с меня на нее.

— Почему это? — проговорил он.

— Извините, так мне показалось, — заторопилась она. — Просто мы с внуками (она сделала жест в сторону благовоспитанных внуков) намеревались в прошлое воскресенье поехать за город, но потом погода слегка подпортилась, а потом снова разгулялась, и мы расстроились, что не поехали...

Она хитро глянула на меня: «Видите, как легко уладить конфликт, — нужно лишь сразу взять верный тон!»

— Правильно! — проговорил сосед.

— Правильно, что не поехали? — виртуозно, как ей казалось, ведя разговор в нужном направлении, улыбнулась соседка.

— Правильно, что расстроились! — отрубил он.

Повисла тяжелая пауза — старушка явно была потрясена крушением стройной своей конструкции.

— Слушай! — не выдержал наконец я. — Мог бы и повежливей разговаривать!

Не отвечая, он долго неподвижно смотрел на меня светло-голубыми своими глазами, потом вдруг повернулся к соседу по скамейке — солдату с расстегнутым воротничком.

— Вот козел! — кивая в мою сторону, проговорил он.

Я вскочил:

— Слушай, ты!

Он лениво смотрел на меня снизу вверх.

— Может, выйдем? — в ярости проговорил я.

Он посмотрел мимо меня в окно, потом вдруг поднялся и пошел в тамбур. Там мы встали друг против друга. С издевательской усмешкой глядя мне прямо в глаза, он закурил.

— Может, извинишься? — пробормотал я.

Вагон вдруг задрожал и остановился. С шипеньем разъехались двери.

Он сдвинул меня и вышел на платформу.

— Нет, погоди! — разгорячившись, я вышел за ним. — Ты куда?

Он внимательно посмотрел на меня.

— Ра-бо-тать! — с издевательской четкостью, по слогам проговорил он, причем тон, как я почувствовал, относится не столько ко мне, сколько к работе. — Могу идти? — он усмехнулся.

Двери электрички со стуком соединились, слегка отскочили друг от друга и снова соединились.

— Так! — с отчаянием понял я. С ним-то все в порядке, он приехал куда ему нужно, а я вот влип в очередную нелепую историю. Когда пойдет следующий поезд — неизвестно! И главное — непонятно, чего я хочу!

— Погоди-ка! — я обогнал его на узкой тропинке (пришлось по колено залезть в снег). — А... природа... тут есть?

— Природы — вот так вот! — он резанул ладонью по горлу.

Я пошел от платформы за ним. Может быть, все-таки он приведет меня в тихий уголок?

— ...А не боишься? — вдруг останавливаясь, повернулся он.

— Тебя, что ли? — воинственно отозвался я.

— Ну-ну! — проговорил он и пошел дальше.

Мы прошли хилые заросли и вышли на широкую дорогу. Вдоль нее тянулся черный кустарник, а дальше уходило бескрайнее белое поле, без единого темного пятнышка.

— Озеро! — после некоторого умственного напряжения понял я.

— Пять кэмэ отсюда! Пешочком? — ухмыльнулся он.

— А у тебя машина? Так чего спрашиваешь? — отозвался я.

Мы молча прошли по дороге вдоль озера километра полтора — я, честно говоря, едва поспевал за ним, потом он вдруг резко остановился, протянул мне свою красную, раздутую, словно нарывающую, ладонь:

— Виктор.

Я едва смог обхватить его руку двумя своими.

Потом нас бесшумно — по снегу — догнал грузовик с крытым кузовом. Виктор сел почему-то в кабину, мне пришлось карабкаться наверх.

Ничего! — подпрыгивая там в обнимку со скамейкой, утешал себя я. Там, куда мы едем, не все же такие типы, как этот!

Но там, куда мы приехали, выбор оказался невелик. На краю широкой поляны, спускающейся к озеру, темнела избушка. Рядом стоял черный трофейный легковой автомобиль — мрачное изделие фашистов — примерно на три метра длиннее и на целый этаж выше всех ныне существующих автомобилей.

Возле него копошился кругленький старичок в ватнике. Услышав нас, он живо обернулся своим скуластеньким личиком с пуговками-глазками, которые с интересом и, как мне показалось, с симпатией глянули на меня.

— Так. Штирлиц на месте! — отрывисто проговорил Виктор.

Мы, почему-то не здороваясь (так, видимо, было надо), вошли в темноватую кухню с грязной плитой, над которой сушились валенки и носки.

Виктор с размаху натянул шапку на крюк и небрежно развалился на скамейке, ногами своими в кирзовых сапогах перегораживая всю кухню и как бы приглашая меня действовать в той же манере.