Новая надежда России - [107]

Настольные часы в виде совы с цифрами вместо глаз показали восемь, когда раздался предупредительный стук, и в дверь вошла горничная-таджичка. Она молча принесла завтрак: овсяную кашу, оладьи со сгущенкой и стакан с какао. На подносе, в качестве дани уровню обслуживания, лежал свежий номер либеральной газеты «Новые времена», совершенно непостижимым образом попавший во враждебную среду милитаристских казематов. Что же, спасибо и за такое утреннее чтиво: потягивая сладкую бежевую жижу какао, я развернул газетный лист и прочитал первую попавшуюся заметку:

«Последнее программное выступление Президента (автор употребляет слово “последний” лишь с той неизбывной русской надеждой, которая удерживает его от неминуемого падения в пучину малодушного пессимизма) продемонстрировала бесповоротную импотенцию престарелого гаранта конституции, заставившую возглавляемую им вертикаль беспомощно свернуться поросячьим хвостиком. Придворных спичрайтеров, извергших на свет божий сей аморфный текст, остается только предать суду чрезвычайной тройки в специально сконструированных для этих целей лубянских подвалах ввиду несомненного саботажа своих обязанностей. Одинокая максима, которую позволено будет извлечь непритязательному уму из презентованных простодушной публике рассуждений, заключается в том незамысловатом факте, что единственным сохранившимся активом нашего государства является конденсированный негативный заряд отвращения к самым обыденным гражданским ценностям, накопленный на отечественной стороне цивилизационного изолятора. Подобно электрической разности потенциалов, этот заряд какое-то время сможет насыщать суету внутри страны энергией, но что случится тогда, когда все позитивные субъекты мысли – ученые, гуманитарии, писатели, да обыкновенные ЛГБТ-активисты с хипстерами, наконец – утекут через границу к притягивающему их полюсу нормальной человеческой жизни? Что будете делать вы, господин Президент, когда на вашей стороне останутся лишь послушно-патриотичные, но безынициативные и деструктивно настроенные носители отрицательного энтропийного поля? Печально предвидеть несомненное и ближайшее будущее России, выпавшей из контекста истории, разваливающейся на картофельные султанаты, населенные инфантильной, патерналистской, безвольно потребляющей медийный жмых массой, которая…»

Дальше я не вытерпел. Несмотря на мои собственные свободолюбивые взгляды и невеселые обстоятельства, позволившие мне самому непосредственно ознакомиться с жизнью российской власти изнутри, самовлюбленная истерика этих зловещих критиканских каркуш могла вызвать только издевательскую усмешку. Я посмотрел на подпись под колонкой – Евгения Клизман – и покачал головой. Да ты бы, сукина дочь, обоссалась, если бы тебя против президента поставили. Как меня…

Горничная дождалась, пока я закончу завтрак, и ушла, позволив мне принять душ. Когда я, мокрый и завернутый в полотенце, вернулся в комнату, там меня уже ждали: старый знакомец Игорь Иванович, на этот раз не в синем, а в черном костюме (что, очевидно, должно было подразумевать особую торжественность момента), а с ним – нагловатого вида качок с тоннелями в ушах и сизыми разводами татуировок на бритом затылке. Одет этот второй был в серый комбинезон с погонами, но без знаков различия. Еще один такой же невзрачный наряд валялся на кровати и, судя по всему, предназначался для меня.

– Утро в хату, Максим Анатольевич! – сочась жизнелюбием и оптимизмом, вскричал Игорь Иванович. – Хочу представить вам ещё одного вашего давнего приятеля – Сашу Пушкова. Это ваш оператор на сегодня.

– А, – приветливо, в тон Игорю Ивановичу, сказал я, – так это, значит, вы в нужный момент меня прихлопнете?

– А что вы от меня хотите? – тут же набычился лысый. – Я человек служивый, под присягой. И вообще, я за вас ответственности не несу, моё дело машина. А дальше всё на совести Владимира Владимировича, его рука владыка.

– Ну и чёрт с вами, – рассеяно успокоил я его, думая о другом. – Отвернитесь, господа, не хочу быть невежливым и трясти перед собранием голым задом.

Они послушно отвели взгляд, а я, воспользовавшись этим, переложил заветную кнопку из кармана брюк в новый комбинезон. Быстро оделся, зашнуровал высокие форменные ботинки и сообщил, что готов.

– Вот и чудно, – снова обрадовался Игорь Иванович. – Рад видеть в вас столько решимости, мой дорогой Максим. Нечасто встретишь такую самоотверженность в современных…

Всю дорогу – от комнаты, приютившей меня в последний раз, через опостылевшие нескончаемые коридоры и до ангара с техникой – он продолжал разглагольствовать и рассыпаться хвалебными эпитетами в мой адрес. Я не слушал. Очевидно, у нечистого на руку чиновника, замыслившего мятеж, было неспокойно на душе, и он пытался унять волнение нудной болтовней. В свою очередь, лысый Пушков, как истинный инженер, был молчалив, и в пути не проронил ни слова. Зато, оказавшись в своей стихии – в просторном захламленном зале, наполненном разнообразными механическими приспособлениями, он оживился и принялся всё показывать и рассказывать. На то, чтобы научиться пользоваться предназначенным мне роботом, отводилось не больше ближайших пятнадцати минут – время у организаторов категорически поджимало. Сама церемония, как я понял, уже началась, и происходила за огромными воротами, отделявшими ангар от той пока невидимой сцены, где мне предстояло выступить. Из-за створок доносилась приглушенная музыка, невнятный микрофонный бубнеж, и прочие звуки Большого Праздника. Веселые похороны, подумал я. А впрочем, это мы ещё посмотрим.