Новая надежда России - [106]

– Да что вы? Полагаю, её просто не предупредили о судьбе, на которую вы её обрекли. И поэтому завтра она умрет в радостном неведении, так?

– Еще раз официально заявляю: народ луораветланов не желает ничьей гибели и не требует ничьих жертв – ни людей, ни моржей, ни рыб, ни прочих живых существ. Нравственным базисом нашей нации является абсолютный нейтралитет по отношению ко злу. Мы не заинтересованы в смерти граждан России Максима Борщёва и Надежды Соловьёвой.

– Это всё, что вы мне хотите сказать? – саркастически заключил я.

– Именно это я хочу вам сказать. Или, если угодно, уполномочен сообщить. Мы заботимся об имидже своего народа. Вы не должны погибать, искренне считая это злодеяние делом рук чукчей. Тогда наше будущее будет светлее и радостней.

– Какое вам дело до того, что я думаю о вас? – удивился я. – Ненавижу я вас или люблю – всё это уйдет вместе со мной через несколько часов. А вот сучьи русские правители, которые засунули меня в эту яму, всё равно будут считать, что потакают исключительно вашему дикарскому людоедству. Вы бы лучше им объяснили, чем мне – глядишь, тогда бы и умирать не пришлось, а?

– Мы говорили с ними тысячу раз, – картинно всплеснул руками старый чукча, – но они находятся в плену собственной дремучей мифологии и не желают ничего слышать. Это они, а не мы, совершенно добровольно и с явным удовольствием последовательно уничтожают всё, что на самом деле кажется им ценным: своих возлюбленных по имени Надежда, куски своего государства со всем населением, какие-то ненужные никому камни, книги, и даже – однажды – несколько сотен тонн золотого запаса из западной зоны оккупации Германии. Представляете? Специально приволокли реактор для того, чтобы бессмысленно изгадить металл до невозможности… Им, видите ли, кажется, что, избавляясь от всего, что есть у них дорогого, они обретают свободу и неуязвимость. Если больше нечего терять, то нечего и бояться – так размышляют они… Разве вы, житель вашей страны, не видите признаков той же политики на уровне государственной стратегии?

– Так что же, вы хотите сказать, что вы тут ни при чём и желаете остаться в белом?

– Конечно! Поймите, народ чукчей очень стар – и в историческом смысле, и чисто в физиологическом. За десятки тысяч лет существования в этом северном краю, на первозданной границе тундры, гор и океана, мы научились жить долго, очень долго – но при этом полностью утратили некогда присущую нам воинственную пассионарность, в былые времена заставлявшую содрогаться весь обитаемый мир. Мы более не хотим ни на что влиять. Мы мирные наблюдатели, исследователи – антропологи, историки, этносоциологи, и амбиции правителей планеты интересуют нас только как психиатрический феномен. Максимум, что мы позволяем себе – это изредка подравнивать баланс, чтобы мир не пошел вразнос – как это было, например, с тем самым немецким золотом… Но, уверяю вас, все легенды о жертвоприношениях рождены в идеологических отделах соответствующих бюрократических ведомств – мы тут ни при чем. Сценарий завтрашних печальных событий полностью определяется маниакальными стремлениями лидера вашей страны. Что же, мы не одобряем такого поведения, однако не имеем возможности и желаний противодействовать ему – для нас это, в любом случае, всего лишь ценный экспериментальный опыт. И это тоже наша официальная позиция, которую я имею честь до вас довести.

– Благодарю вас, – сухо сказал я. – Я польщён тем, что буду убит не вашими руками, и особенно признателен за то, что вы не будете этому препятствовать. Теперь вы можете спать спокойно.

– Спасибо и вам за понимание, Максим! Редко, когда подобные переговоры заканчиваются столь гармоничным унисоном в мнениях сторон. Буду рад приветствовать вас завтра на ринге. Коля-на, в путь!..

30 марта

Я думал, что меня будут готовить к предстоящему испытанию каким-то особенным образом: накачивать стимуляторами, вживлять в голову, как мартышке, электроды, читать вслух и под роспись длинные параграфы с правами и обязанностями, водить под конвоем длинными коридорами, или хотя бы объяснят толком, что мне предстоит делать (именно так происходило в детских голливудских фильмах, обыгрывающих схожие моим обстоятельства). Но утро началось совершенно будничным образом, никому из сильных мира сего, очевидно, пока не было до меня дела.

Вчера Игорь Иванович исполнил свое обещание. После ухода ужасно гордых своим непоколебимым нейтралитетом чукчей, меня, измученного бесконечными разговорами, покормили на крохотной кухне, примыкавшей к следственному блоку, а затем вежливо препроводили в камеру. На удивление, она скорее напоминала обычный номер в заштатной, но не лишенной претензий гостинице: по крайней мере, тут имелся относительно чистый туалет с душем, стены единственной комнаты были оклеены весёленькими обоями с разноцветными Карлсонами, а вместо сетчатой тюремной кровати стояла нормальная – мягкая и полутороспальная. Здесь был даже маленький пузатый телевизор, правда, всего с двумя каналами: по одному без перерыва показывали старые советские комедии, а по второму – записи передачи «В мире животных». Очевидно, такая атмосфера должна была настроить меня на позитивный лад. Отчасти так и вышло: мной овладело безразличие и угрюмое спокойствие – может быть, дело было в усталости, но скорее – в таблетке, которую мне, не скрываясь, дали выпить за поздним обедом. Как бы то ни было, мне удалось довольно быстро заснуть, ускользнув из круговерти тревожных мыслей, а утром проснуться вполне отдохнувшим и даже бодрым.