Новая модель реальности - [16]
Ну хорошо, а разве ты не чувствуешь, что это Бог тебя призвал делать то, то что ты делаешь? Иногда чувствую. Но не теперь. Ты что же думаешь, что Бог тебя оставил? Значит, были причины. Послушайте, я не Августин и не Руссо. Я пишу не исповедь, просто у меня такая экстравагантная манера письма и жизни – искренность. Что-то мы запутались. С чего мы начали этот фрагмент? С того, что дешифровка посланий реальности – это таинственное дело, мистическое, а мы занимаемся другим. Чем? Мы говорим – вот два килограмма картошки. Какое послание зашифровано в них? Какое угодно. Это как же, что еще за новости? Ну, вот так: два килограмма картошки для каждого человека в разных ситуациях несут разный смысл. Кто-то не любит картошку и вообще ее не ел бы, если было бы что-то другое. А кто-то съел, а потом доказал теорему Ферма. Чего ты вообще добиваешься своим рассуждениями? Да ничего, просто я строю свою – ризоматическую – модель реальности. И больше ничего. Нет, ты сам от себя скрываешь, что хочешь проникнуть в самую главную тайну, в Святая Святых. Да что я там не видел! Я скажу тебе, чего ты там не видел: свободы! Я свободен и так. Неправда! А что – правда? Правда в том, что ты боишься, что окажешься в конце концов таким, как все. У тебя комплекс Сальери. О, как! Ну и как же с ним бороться? Да ты и так лет 30 с ним борешься. Своей «новой искренностью». Я не понимаю, почему на меня все время наезжают. Я что, рвусь к власти? Да, ты рвешься к духовной власти над умами. Серьезно? Серьезно. Ты рвешься в бессмертие – а это самая пошлая препошлейшая пошлость. Да, согласен, но если так, то я не знаю, что мне делать. Пиши дальше, может что-нибудь прояснится ближе к концу.
Ладно…
Я думаю, что проблема существования или не существования реальности и ее природы возникает чаще всего у мыслителя, которому сильно не достает его Самости, у философа со слабым Эго, у человека, который сомневается в собственном существовании или в своей одушевленности («Неужели я настоящий…»), и он вынужден время от времени смотреть на себя в зеркало, чтобы удостовериться, что он это он (это соотносится с концепцией стадии зеркала Лакана). Зеркальное отражение, с которым я вступаю или пытаюсь вступить в диалог при помощи проективной идентификации, может посылать мне послания. Какие? «Ты красивый!» – нарциссическое послание или «Ты умный!» – эпистемическое послание. Человек порой разговаривает со своим отражением в зеркале, как царица в сказке Пушкина.
– Ну и что ты этим хочешь сказать?
– Я не знаю, я ведь пишу первое, что придет в голову.
– А хорошо ли это? (Это заговорило мое зеркало-Суперэго.)
Я не знаю, хорошо это или плохо. Я просто старюсь понять, что такое реальность. Зеркало – это путь в загробный мир.
– А почему? Что в нем такого, что позволяет ему быть помощником в этом путешествии?
– Ну, удвоение, понимаешь…
– Удвоение – ну и что?
– Тот я, который отразился в зеркале, ушел в зазеркалье, а другой остался тут.
– Ты это серьезно?
– Вполне.
– А если у человека нет зеркала, и он не может убедиться в своем существовании? Есть другие способы?
– Лучший способ – забыть о себе, подумать о самой реальности и отталкиваться от нее. Считывать ее послания, ориентируясь при этом на большое зеркало коллективного бессознательного.
– Как это?
– Ну, вот я сижу дома, и меня окружают странные объекты.
– А что они делают?
– Они воздействуют на меня.
– Так ты сумасшедший!
– А интересно быть сумасшедшим профессором?
– Да я, собственно, не возражаю. Допустим, я сумасшедший философ, и все вокруг воздействует на меня. Я могу заговорить голосом Лакана, потом перебить его молчаливым жестом Витгенштейна. Прокукарекать, как Суворов.
– Ты разговариваешь с ними, советуешься?
– Да, когда у тебя есть более или менее безумная аудитория. Но я не читаю лекций. Моя аудитория – это мои читатели, мертвые и живые, близкие и далекие. Бетховен, Фрейд, Витгенштейн, Иисус, о которых я написал или собираюсь писать книги, это тоже мои читатели.
– Ну, Фрейд давно на меня обижен, с Витгенштейном мы утратили общий язык, с Бетховеном мы не так давно перестали понимать друг друга. Иисус относится ко мне неплохо. Но вообще он склонен смотреть на меня свысока.
– Скажи, пожалуйста, вот то, что ты сейчас пишешь, ты это считаешь философией?
– Да мне наплевать. Я следую двум принципам. Первый я называю «Как река течет» – это поток моего бессознательного. А второй сформулировал Маяковский:
Напишешь несколько страниц ерунды, а потом, глядишь, и мысль настоящая придет.
– И что твои читатели? Терпят?
– А что им. Реальность ведь так и устроена.
– Как так?
– Всюду скука, ерунда, одно и то же, уже ничего не ждешь, а потом вдруг что-то происходит.
– Что, например?
– Встретишь хорошее лицо на улице. Кто-то напишет письмо.
– И тебе не страшно так жить?
– Да нет, а что?
– Давай тогда подумаем над основным тезисом второй главы этой книги: реальность – это не просто наррация, послание – это зашифрованное послание. Что это значит? Это значит в первую очередь, что мы в подавляющем большинстве случаев идем по реальности и не видим ее. Мы понимаем ее просто как совокупность вещей и фактов. Примерно так же понимал ее Витгенштейн в «Трактате». Но в конце он написал: «Есть нечто мистическое. Оно показывает (в моем переводе – проявляет) себя». Это значит, по-видимому, что зашифрованную часть послания, которая есть реальность, нельзя расшифровать, пользуясь обычным языком. Но что значит – мистическое показывает или проявляет себя? Как, например, проявляет себя мистическая часть моей комнаты, в которой я последние годы пишу свои книги? При помощи странных объектов, которыми она наполнена. Странные объекты в узком бионовском смысле это, в сущности, галлюцинации, возникающие при бреде воздействия. В широком смысле это любые объекты, с которыми ты вступаешь во взаимодействие при помощи механизма проективной идентификации. Безумцы во всем видят странные объекты. Так поступают параноики, как больные, так и здоровые. Шерлок Холмс, например, или Уильям Баскервильский, герой «Имени Розы» Умберто Эко. Но это гениальные дешифровщики реальности. Я не причисляю себя к ним. Но немного, самой капельки, безумия не повредит в этом деле. Ну, так какие же странные объекты я вижу в своей комнате, и как я с ними вступаю во взаимодействие? Например, это макет парусника, который мне подарила жена на день рождения. Когда у меня креативное настроение, мне кажется, что мой парусник начинает плыть. Я думаю, именно об этом писал Пушкин:
Книга впервые вышла в 1994 году и сразу стала интеллектуальным бестселлером (2-е изд. – 1996 г.). В книге впервые осуществлен полный перевод двух повестей А. Милна о Винни Пухе.Переводчик и интерпретатор текста «Винни Пуха» – московский филолог и философ В. П. Руднев, автор книг «Морфология реальности: Исследование по философии текста» (1996), «Словарь русской культуры: Ключевые понятия и тексты» (1997, 1999), «Прочь от реальности: Исследования по философии текста. II» (2000).Книга представляет «Винни Пуха» как серьезное и глубокое, хотя от этого не менее смешное и забавное, произведение классического европейского модернизма 1920-х годов.
Вадим Руднев – доктор филологических наук, филолог, философ и психолог. Автор 15 книг, среди которых «Энциклопедический словарь культуры XX века» (переиздавался трижды), «Прочь от реальности: Исследования по философии текста» (2000), «Характеры и расстройства личности» (2002), «Божественный Людвиг. Витгенштейн: Формы жизни» (2002), «Словарь безумия» (2005), «Диалог с безумием» (2005).Настоящая книга представляет собой монографию по психосемиотике – междисциплинарной науке, включающей в себя психоанализ, аналитическую философию, теоретическую поэтику, семиотику, мотивный анализ – которая разрабатывается В.
Книга известного российского философа и психолога Вадима Руднева посвящена осмыслению вопросов, связанных с построением логики бредовых представлений с позиций философии обыденного языка и психосемиотики, междисциплинарного подхода, который автор книги давно разрабатывает в своих исследованиях. Автор вводит ряд новых концептов, таких, как бессознательная наррация, согласованный бред и подлинный бред. Бессознательная наррация – это повествование, которое разворачивается помимо сознания его автора. Согласованный бред – это та реальность, в которой мы живем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга русского философа, автора книг «Винни Пух и философия обыденного языка», «Морфология реальности», «Словарь культуры XX века: Ключевые понятия и тексты», посвящена междисциплинарному исследованию того, как реальное в нашей жизни соотносится с воображаемым. Автор анализирует здесь такие понятия, как текст, сюжет, реальность, реализм, травма, психоз, шизофрения. Трудно сказать, по какой специальности написана эта книга: в ней затрагиваются такие сферы, как аналитическая философия, логическая семантика, психоанализ, клиническая характерология и психиатрия, структурная поэтика, теоретическая лингвистика, семиотика, теория речевых актов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автор, кандидат исторических наук, на многочисленных примерах показывает, что империи в целом более устойчивые политические образования, нежели моноэтнические государства.
В книге публикуются результаты историко-философских исследований концепций Аристотеля и его последователей, а также комментированные переводы их сочинений. Показаны особенности усвоения, влияния и трансформации аристотелевских идей не только в ранний период развития европейской науки и культуры, но и в более поздние эпохи — Средние века и Новое время. Обсуждаются впервые переведенные на русский язык ранние биографии Аристотеля. Анализируются те теории аристотелевской натурфилософии, которые имеют отношение к человеку и его телу. Издание подготовлено при поддержке Российского научного фонда (РНФ), в рамках Проекта (№ 15-18-30005) «Наследие Аристотеля как конституирующий элемент европейской рациональности в исторической перспективе». Рецензенты: Член-корреспондент РАН, доктор исторических наук Репина Л.П. Доктор философских наук Мамчур Е.А. Под общей редакцией М.С.
Книга представляет собой интеллектуальную биографию великого философа XX века. Это первая биография Витгенштейна, изданная на русском языке. Особенностью книги является то, что увлекательное изложение жизни Витгенштейна переплетается с интеллектуальными импровизациями автора (он назвал их «рассуждениями о формах жизни») на темы биографии Витгенштейна и его творчества, а также теоретическими экскурсами, посвященными основным произведениям великого австрийского философа. Для философов, логиков, филологов, семиотиков, лингвистов, для всех, кому дорого культурное наследие уходящего XX столетия.
Вниманию читателя предлагается один из самых знаменитых и вместе с тем экзотических текстов европейского барокко – «Основания новой науки об общей природе наций» неаполитанского философа Джамбаттисты Вико (1668–1774). Создание «Новой науки» была поистине титанической попыткой Вико ответить на волновавший его современников вопрос о том, какие силы и законы – природные или сверхъестественные – приняли участие в возникновении на Земле человека и общества и продолжают определять судьбу человечества на протяжении разных исторических эпох.
В этом сочинении, предназначенном для широкого круга читателей, – просто и доступно, насколько только это возможно, – изложены основополагающие знания и представления, небесполезные тем, кто сохранил интерес к пониманию того, кто мы, откуда и куда идём; по сути, к пониманию того, что происходит вокруг нас. В своей книге автор рассуждает о зарождении и развитии жизни и общества; развитии от материи к духовности. При этом весь процесс изложен как следствие взаимодействий противоборствующих сторон, – начиная с атомов и заканчивая государствами.
Жанр избранных сочинений рискованный. Работы, написанные в разные годы, при разных конкретно-исторических ситуациях, в разных возрастах, как правило, трудно объединить в единую книгу как по многообразию тем, так и из-за эволюции взглядов самого автора. Но, как увидит читатель, эти работы объединены в одну книгу не просто именем автора, а общим тоном всех работ, как ранее опубликованных, так и публикуемых впервые. Искать скрытую логику в порядке изложения не следует. Статьи, независимо от того, философские ли, педагогические ли, литературные ли и т. д., об одном и том же: о бытии человека и о его душе — о тревогах и проблемах жизни и познания, а также о неумирающих надеждах на лучшее будущее.
Если к классическому габитусу философа традиционно принадлежала сдержанность в демонстрации собственной частной сферы, то в XX веке отношение философов и вообще теоретиков к взаимосвязи публичного и приватного, к своей частной жизни, к жанру автобиографии стало более осмысленным и разнообразным. Данная книга показывает это разнообразие на примере 25 видных теоретиков XX века и исследует не столько соотношение теории с частным существованием каждого из авторов, сколько ее взаимодействие с их представлениями об автобиографии.
Книга Ирины Глущенко представляет собой культурологическое расследование. Автор приглашает читателя проверить наличие параллельных мотивов в трех произведениях, на первый взгляд не подлежащих сравнению: «Судьба барабанщика» Аркадия Гайдара (1938), «Дар» Владимира Набокова (1937) и «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова (1938). Выявление скрытой общности в книгах красного командира Гражданской войны, аристократа-эмигранта и бывшего врача в белогвардейской армии позволяет уловить дух времени конца 1930-х годов.
Понятие «человек» нуждается в срочном переопределении. «Постчеловек» – альтернатива для эпохи радикального биотехнологического развития, отвечающая политическим и экологическим императивам современности. Философский ландшафт, сформировавшийся в качестве реакции на кризис человека, включает несколько движений, в частности постгуманизм, трансгуманизм, антигуманизм и объектно-ориентированную онтологию. В этой книге объясняются сходства и различия данных направлений мысли, а также проводится подробное исследование ряда тем, которые подпадают под общую рубрику «постчеловек», таких как антропоцен, искусственный интеллект, биоэтика и деконструкция человека. Особое внимание Франческа Феррандо уделяет философскому постгуманизму, который она определяет как философию медиации, изучающую смысл человека не в отрыве, а в связи с технологией и экологией.
Взаимоотношения человека и природы не так давно стали темой исследований профессиональных историков. Для современного специалиста экологическая история (environmental history) ассоциируется прежде всего с американской наукой. Тем интереснее представить читателю книгу «Природа и власть» Йоахима Радкау, профессора Билефельдского университета, впервые изданную на немецком языке в 2000 г. Это первая попытка немецкоговорящего автора интерпретировать всемирную историю окружающей среды. Й. Радкау в своей книге путешествует по самым разным эпохам и ландшафтам – от «водных республик» Венеции и Голландии до рисоводческих террас Китая и Бали, встречается с самыми разными фигурами – от первобытных охотников до современных специалистов по помощи странам третьего мира.