«Новая Атлантида». Геополитика Запада на суше и на море - [63]

Конкретной ясности понятия служит то, что мы придерживаемся теллурически-земного характера партизана и не называем (и даже не определяем) его в качестве корсара земли. Нерегулярность пирата никак не связана ни с какой регулярностью. Напротив, корсар добывает на море военные трофеи и снабжен «письмом» правительства государства; его тип нерегулярности как-то связан с регулярностью, и так он мог быть юридически признанной фигурой европейского международного права до Парижского мира 1856 года. В этом отношении обоих, корсара морской войны и партизана сухопутной войны, можно сравнивать. Сильная похожесть и даже тождественность проявляется прежде всего в том, что тезис «С партизанами борются только партизанским способом» и другой тезис a corsaire corsaire et demi в основе означают одно и то же.

Однако сегодняшний партизан — это нечто иное, чем корсар сухопутной войны. Для этого элементарная противоположность земли и моря остается слишком большой. Может быть, что унаследованные различия войны, врага и трофеев, которые доныне основывали международно-правовую противоположность земли и моря, однажды просто расплавятся в тигеле индустриально-технического прогресса. Пока что партизан означает все еще часть настоящей почвы; он является одним из последних постов земли как еще не полностью уничтоженной всемирно-исторической стихии.

Уже испанская герилья против Наполеона полностью раскрывается только в важном аспекте пространства этой противоположности земли и моря. Англия поддерживала испанских партизан. Морская держава пользовалась для своих больших военных предприятий нерегулярным борцом сухопутной войны, чтобы победить континентального врага. В конце концов Наполеона заставила сложить оружие не Англия, но сухопутные державы Испания, Россия, Пруссия и Австрия. Нерегулярный, типично теллурический вид партизанской борьбы поступил на службу типично морской мировой политики, которая со своей стороны безжалостно дисквалифицировала и криминализировала любую нерегулярность на море в области права морской войны.

В противоположности земли и моря конкретизируются различные виды нерегулярности, и только если мы имеем в виду конкретную особенность, обозначенные словами земля и море аспекты пространства в специфических формах их образования как понятий, только тогда аналогии позволены и плодотворны. Это действительно в первую очередь для аналогии, которая важна для нас здесь для познания аспекта пространства. А именно: аналогичным образом, как морская держава Англия в своей войне против континентальной Франции пользовалась коренным испанским партизаном, который изменял место действия сухопутной войны благодаря нерегулярному пространству; позже, во время Первой мировой войны, сухопутная держава Германия пользовалась в своей войне с морской державой Англией подводной лодкой как таким оружием, которое добавляло к прежнему пространству ведения войны на море неожиданное другое пространство.

Тогдашние хозяева поверхности моря сразу же попытались дискриминировать новый вид борьбы как нерегулярное, даже преступное и пиратское средство борьбы. Сегодня, в эпоху подводных лодок с атомными ракетами каждый видит, что и то, и другое — возмущение Наполеона испанским Guerrillero и возмущение Англии по поводу немецкой подводной лодки — лежало в одной и той же плоскости, а именно в плоскости возмущения малоценного мнения перед лицом непросчитываемых изменений пространства.

2. Разрушение социальных структур.

Чудовищный пример разрушения социальных структур пережили французы в 1946–1956 годах в Индокитае, когда их тамошнее колониальное господство окончилось крахом. Мы уже упоминали организацию партизанской борьбы Хо Ши Мином во Вьетнаме и Лаосе. Здесь коммунисты поставили себе на службу и неполитическое гражданское население. Они руководили даже домашними слугами французских офицеров и служащих и подсобными рабочими французской службы тыла. Они взыскивали с гражданского населения налоги и совершали всякого вида террористические акты, чтобы побудить французов к антитеррору против местного населения, благодаря чему его ненависть к французам еще более возбуждалась. Короче говоря, современная форма революционной войны ведет ко многим новым нетрадиционным средствам и методам, чье описание по отдельности взорвало бы рамки нашего изображения. Общество существует как res publica, как общественность, и оно ставится под вопрос, если в нем образуется пространство не-общественности, которое действенно дезавуирует эту общественность. Быть может, этого указания будет достаточно, чтобы осознать, что партизан, которого оттеснило профессионально военное сознание 19 века, вдруг оказался в центре нового вида ведения войны, чей смысл и чья цель была в разрушении наличного социального порядка.

В изменившейся практике взятия заложников это становится осязаемо видимым. В немецко-французской войне 1870/71 годов немецкие войска, в целях своей защиты от франтиреров, брали знать населенного пункта в качестве заложников: бургомистр, священник, врачи и нотариусы. Почтение к таким уважаемым людям и к знати могло быть использовано для того, чтобы оказывать давление на все население, поскольку социальный авторитет подобных типично буржуазных слоев общества был практически вне сомнения. Именно этот буржуазный класс становится в революционной гражданской войне коммунизма подлинным врагом. Тот, кто использует таких уважаемых людей в качестве заложников, работает, судя по ситуации, на коммунистическую сторону. Для коммуниста подобного рода взятия заложников могут быть настолько целесообразны, что он их, если нужно, провоцирует — или для уничтожения определенного буржуазного слоя общества, или для привлечения его на коммунистическую сторону.