Нова Свинг - [32]

– Мистер Серотонин, я…

– Посмотрите на меня, – попросил Вик. – Послушайте. Я вам вот что скажу. Тут самые ненадежные люди – те, кто чего-то ищет. Им со своими жизнями трудно разобраться. Они являются сюда в надежде на перемены к лучшему, но они так долго надеялись, что это делает их опасными. Никогда не знаешь, что с ними случится там. Они считают, что им там чего-то надо, – а куда проще было бы остаться по эту сторону вещей. – С женщинами вроде этой он говорил именно в таком тоне. Обычно беседа проходила в баре Лив Хюлы или в номере одной из туристических гостиниц.

Он проглотил напиток. Подался вперед.

– Вы меня понимаете? – спросил он.

Она вздрогнула и вдруг резко запахнула шубу.

– Вы сердиты, – сказала она, – потому что боитесь.

Вик пожал плечами и улыбнулся.

– Хорошо, что мы нашли общий язык, – вежливо заметил он. Она поджала губы и отвернулась: напряглись длинные сухожилия на шее. Вик видел, как ее раздирает напряжение. Кожа клиентки чуть потемнела в сравнении с тем, что ему помнилось.

– Я этим утром, – тихо проговорила она, – тут час без движения просидела. У меня тело затекло. Я чего-то жду и даже не знаю, из какой части моей жизни оно возникнет. – Она быстро обернулась к нему и бросила: – А вам случалось сбиваться с пути?

Глаза ее были любопытного оттенка, не то карие, не то зеленые, такие широкие и целеустремленные, что он не рискнул в них заглянуть, забоявшись вдруг разочаровать ее невесть чем.

– А разве я бы не понял? – ответил он.

– Люди сбиваются с пути, решив защитить себя. Затем паникуют и решают, что неплохо бы найти этот путь снова.

Она встала с софы и с улыбкой остановилась перед ним.

– Пойдемте посмотрим, – сказала она. – Пойдемте со мной, выглянем в окно.

Он не ответил, но она все равно направилась к окну.

– Я вас ждать не буду, – произнесла она. И тут же: – Взгляните!

Снаружи простирался Саудади: крыши и улицы уходили во все стороны в мягком сумраке под дождем. Полосы света. Пешеходы и транспорт снуют в неоновых огнях, объявления носятся, как пастельные насекомые. Далекие крики и смех. А за пределами всего этого, за туристическим портом и военными шахтами, на грани видимости, едва заметная – беловатая, неспокойная, как прибой, граница Зоны Явления неутомимо па́рила ненадежной физикой. Красивое зрелище, но очень странное. Над городом растянулся в чернильно-черном небе Тракт Кефаучи, словно порождающий принцип космологии. Вик Серотонин и Кьелар стояли рядом. Он слегка хмурился, словно что-то почувствовал, но без уверенности. Наконец опустил на нее взгляд.

– Тихая ночь, – сказал он.

Она улыбнулась.

– Да? – сказала она. – А зачем вы сюда пришли?

– Не знаю.

– Говорите себе что хотите. Это не поможет.

Шубку она снова распахнула. Свет городских фонарей расплескался по узким ключицам, на краю атласной комбинации кожа приняла оттенок бальзамического крема. От нее повеяло неожиданным теплом. В тот миг, как он это понял, поняла и она. Издав низкий смех, отступила на пару шагов.

– Вам же не нужно было со мной видеться. Зачем себе нервы трепать из-за какой-то туристки? Это не из-за дневника. Это из-за меня.

Вик уже обнял ее за плечи – маленькие, округлые.

– А что это? – проговорил он. – А что это у нас происходит?

И начал целовать.

Не размыкая поцелуя, она попятилась к софе и утянула его туда. Вик стянул с клиентки шубку и подцепил комбинацию на талии, чувствуя, как веет теплом на лицо; даже через пелену возбуждения он заметил слабые искорки света на ее коже. Она оказалась из тех, кто сопротивляется и извивается. Некая внутренняя борьба – такая же настойчивая, как желание. Узкие косточки, кожа да мышцы… Таких прошибает по́том, стоит коснуться одежды. Им все мешает. Не знаешь, хотят они тебя или нет, но что-то внутри не дает им остановиться. Она укусила Вика за руку. Нетерпеливо отбросив шубу в сторону ногой, устроилась на нем и ввела в себя.

– Господи!.. – вымолвил Вик.

– Тебе нравится, – произнесла она. – Тебе это нравится. – Тихо, возбужденно задышала; ей, видимо, тоже нравилось. Мгновение сидела, улыбаясь потолку, затем подтянула ноги и стала говорить «да» настойчивым, но медитативно-отстраненным голосом, в ритме фрикций Вика:

– Да. Да. Да. Да. Да.

Он кончил.

– Как же тебе этого хотелось! – сказала она.

Вик попытался освободиться, перекатиться поодаль и сесть; он в жизни еще не бывал так удивлен. Клиентка лишь оплела его ногами и схватила за плечи, не давая уйти от ее взгляда.

– Мистер Серотонин, вы меня отведете в Зону?

Он уставился на нее и помотал головой. Оттолкнул ее и высвободился.

– Это Вик, – густо выдохнул он, сидя на краю софы, глядя в окно и говоря скорее с собой, чем с клиенткой. – Я Вик.

Он чувствовал себя использованным. Он непонятно как себя чувствовал. Он просидел в этой позе с полчаса, выгнув спину в ее сторону оборонительной дугой. Оба молчали. Потом он развернулся и снова взял ее. Отводя глаза, чтобы сдерживаться, она шептала:

– Ты не знаешь, кто ты.

Когда Вик проснулся, еще стояла ночь, и он был один.

Он пошел искать ее в анфиладе комнат. Белая обивка и слои каких-то этнических тряпок сменялись мраморной плиткой до уровня плеч да крупными черными и белыми квадратами линолеума; затем потянулись зеленые шелковые обои и темные половицы, неравномерно истоптанные, но как следует отполированные. Везде предметы: перья с мертвого чужака, музыкальные инструменты и их угловатые тени, три наброска портретов чьих-то предков в тонких черных рамах японского стиля. Керамика неведомой культуры, за тысячу лет отсюда по Пляжу миллион лет как слитой в канализацию. От комнаты к комнате все менялось, кроме окон, и через окна падал ровный чистый городской свет, отбеливал цвета, подчеркивал музейный простор, приближал все на своем пути к пустоте. Он обрадовался, что его пробили мурашки. Это значило, что он жив.