Ноттинг-Хелл - [8]

Когда я указала на это Мими, она сказала, что двумя руками за то, чтобы ходить в школу пешком. В принципе. Но проблема в том, что у детей сейчас столько секций, требующих вовлеченности родителей, что на самом деле довольно сложно протащить даже несколько сотен ярдов все необходимое. Например, тромбон, снаряжение для регби, включая шлем и щиток, три коробки с ленчами, три ранца, коробку печенья для перекуса плюс сделанную вручную модель Солнечной системы, над которой папочка корпел полсеместра.

Я ответила, что мне неоткуда это знать, и у нее хватило такта покраснеть. Я по большей части езжу по округе на велосипеде, у меня есть «ситроен» для визитов к Расселам, и я не одобряю излишнюю опеку — но с другой стороны, мне не приходится водить детей в школу. По крайней мере пока.

На улицу вышел Вусси, наш кот. Он терся о мою ногу, пока я потягивала зеленый чай, чтобы напиток не расплескался во время моей прогулки.

Вусси-Пусси однажды просто вошел в наш дом и остался здесь навсегда. У него не было ни поводка, ни ошейника. Три дня спустя я отвезла его к ветеринару, довольно известному господину Кармайклу на Аддисон-авеню, чтобы осмотреть и кастрировать животное. Никогда не забуду тот день. Впервые я отвезла маленькое существо, которое от меня зависело, к врачу. Неожиданно я поняла, что значит быть матерью больного ребенка, ожидающей в коридоре перед операционной.

Господин Кармайкл вызвал: «Вусси Стерджис, пожалуйста». Ветеринар натянул резиновые перчатки, положил кота на белый стол и начал осмотр. Проверил зубы, пробежался руками по телу Вусси и сделал у его задних ног что-то, что я предпочла не заметить. Потом он откашлялся и сказал, что мне не стоит беспокоиться о кастрации, потому что малышу «и так нечем похвастаться». Потом Кармайкл взял с меня 60 фунтов. Стандартная плата за минутную работу. У диетолога мои друзья с готовностью отдают даже больше за совет «не есть ничего белого».

Я никогда не рассказывала супругу о проблемах с мужественностью у Вусси. Мужчины щепетильно относятся к данному вопросу, особенно Гидеон, особенно когда мы пытаемся завести ребенка.

Гидди обожает Вусси даже больше меня. Может, отсутствие детей устраивает Гидеона? Может, ему нравится, что я принадлежу только ему? Он так занят своей работой в экоархитектуре, что иногда бывает очень раздражительным. Хотя я бы не зашла так далеко, как Мими, заявившая однажды ему в лицо, что он — единственный из ее знакомых мужчин, у которого бывают «критические дни». Замечание вполне в духе моей соседки. Я стараюсь никогда его не вспоминать.

На самом деле подруга много говорит о Гидеоне, или Гидди. Я даже как-то подумала, не запала ли она на него. В конце концов, мой супруг — известный и успешный архитектор, у него все еще есть волосы на голове, его работы всегда появляются в журналах. Не то чтобы я сама бездельничала. Особенно теперь, весной.

Весна — самое горячее время года. Мой бизнес занимает больше времени, чем когда бы то ни было. Вышло солнышко, хозяева вселенной впервые за много месяцев выглядывают из окон и провозглашают: «Нужно что-то сделать с садом», конкретно ни к кому не обращаясь.

Когда банкир с Ноттинг-Хилла говорит нечто подобное, это означает следующее. Он ожидает, что его жена наберет номер телефона и наймет самого дорогого специалиста. Даже и не думайте, что в выходные они отправятся на сельскохозяйственный рынок за семенами для газона, как все нормальные люди, потому что здесь, разумеется, нет нормальных людей.

Сколько бы я ни смотрела Тот Фильм, мне кажется странным, что в последней сцене показывают беременную Джулию Робертс и Хью Гранта, лежащих на скамье в саду Ноттинг-Хилла. Для меня эта сцена — предвестник будущих проблем для влюбленных, а не истина «и жили они долго и счастливо и умерли в один день».

Меня не интересует, как они туда попали. Я хочу знать, как они справятся с новым, чуждым им окружением. Не могу смотреть фильм, не думая о том, что Джулия и Хью, так же как и любая другая пара знаменитостей, и пяти минут бы не продержались в саду и по-быстрому не свалили бы в хорошенькое имение с забором в Хэмпстеде, где бы им ни с кем не пришлось пересекаться.

Когда я пытаюсь объяснить это друзьям, живущим в Челси, Белгрейвии или Хэмпстеде, я говорю, что наш сад следует представлять себе не как пять акров пасторальной местности с лужайками и клумбами в Кенсингтоне, а как конфликтную территорию, например, Боснию. В этой зоне проживают враждующие племена, но главные трения происходят между семьями с маленькими детьми и без собак, семьями со взрослыми детьми и собаками, парами с собаками и без детей, геями и американцами. Семьи с маленькими детьми ненавидят владельцев собак. Старики и геи любят владельцев собак, но ненавидят семьи с шумными детьми и подростками. Геи любят стариков и владельцев собак. И все втайне ненавидят американцев, но по разным причинам. Так что сад, может быть, и общий, но на самом деле это наименее идиллические пять акров земли в цивилизованном мире.

И тогда до друзей доходит. Особенно когда я говорю, что человеку, выдумавшему Большого Брата, идея пришла в голову, когда он жил в саду Ноттинг-Хилла. Там он понял, что не может поковыряться в носу в собственной гостиной, чтобы сто человек при этом не были в курсе происходящего.