Ностальгия по Японии - [47]

Но в начале их карьеры на Фонтанке мы с Валей и Вадимом после спектакля, бывало, собирались у Лиды Курринен, заведующей реквизиторским цехом, красивой, статной и всегда сердечно расположенной к артистам женщины, а реквизиторский цех находился буквально рядом со сценой, если смотреть со стороны зрительного зала, то - справа; у Лиды появлялись разные закусочные разносолы, да и Гриша Гай, у которого в то время был почти открытый роман с Лидой, приносил что-нибудь острое в портфеле; а Валя с Вадимом и я вносили свою лепту водочкой или армянским коньяком, который стоил всего четыре рубля двенадцать копеек и не вызывал никаких сомнений в своей подлинности, а уж рюмок и тарелочек где искать, как не в реквизиторском; сюда же, на огонек, могли заглянуть и Дина Шварц, и заведующий труппой Валерьян Иванович Михайлов, и Ефим Копелян, который чаще других должен был уезжать на съемки, и ему после спектакля уже не имело смысла мотаться домой.

Правда, к нашим услугам был еще и оставленный зрителями верхний буфет, но там продолжала действовать буфетная наценка, а здесь, у Лиды, все было почти по-домашнему; но ни водочка, ни коньяк, ни острые закуски, кажется, немного могли добавить к общему острословью, взаимному расположению и беспричинной радости жизни...

К сведению тех, кто кроме зрительского, никакого отношения к театру не имеет. Жизнь артиста чаще всего определяется временем "до спектакля" - это когда многого нельзя, и "после спектакля" - это когда все становится возможным. Именно спектакль и определяет не только внешнюю, но и внутреннюю свободу участника.

Все праведные дела совершаются в предвидении будущего спектакля, и все греховные, а подчас и роковые ошибки падают на время после него.

Потому что спектакль и есть художественный акт, ради которого была выбрана актерская профессия, а всякий художественный акт дает его участнику ощущение особой приподнятости над бытом и даже избранности. А чувство избранности, в свою очередь, начинает диктовать постоянную либо временную вседозволенность. Следы этого всеобщего моцартианства можно отыскать на театре даже в исполнителе роли Сальери.

Почувствовав на сцене хоть однажды Божью диктовку, любой артист соблазняется тайной мыслью, в которой он, может быть, никогда и не признается: он - существо особенное, не чета толпе, и только его коллеги - хотя и не ему чета - могут оценить его по-настоящему и достойно поприветствовать с бокалом в руке. А закуска и выпивка после спектакля - это что-то совершенно необходимое и даже оздоровительное, разряжающее горнюю атмосферу искусства и дающее возможность плавно перейти к неизбежному бытовому промежутку перед следующим священнодействием.

Поэтому и по тысяче других причин нам хорошо сиделось в реквизиторском цехе у Лиды Курринен.

Но Лиду убили в собственной квартире, как раз в день ее рождения; среди гостей оказались какие-то случайные лица, и, хотя между ними нашелся подозреваемый, который вышел вместе со всеми, а потом, оказывается, вернулся (его и судили), убийство по-настоящему, кажется, так и осталось нераскрытым...

А Валя с Вадимом продолжали играть и много гастролировали с нашим театром, и положение их становилось все прочнее и прочнее, а в этой поездке - особенно, потому что Вадик Медведев играл не только генерала в "Истории лошади", но и судью Ляпкина-Тяпкина в "Ревизоре", и, наученный Валей, даже поставил перед Антой Журавлевой как руководительницей поездки вопрос о гонораре. Потому что, кроме всеобщих суточных, г-н Ешитери Окава платил еще и гонорар за спектакли лидерам гастролей - Лебедеву и Лаврову, не говоря, конечно, о самом Товстоногове. И Анта добилась того, что и Вадиму Медведеву в этой поездке тоже определили гонорар, или "надбавку", приравняв его тем самым к актерским лидерам.

Конечно, если все время проводить вместе с женой - и дома, и в театре, и на гастролях, - жить становится непросто. Мне, театральному отщепенцу, даже подумать страшно, как сложилась бы моя жизнь, женись я хоть однажды на драматической актрисе. И немудрено, что по дороге из Токио в Осаку или из Осаки в Киото Вадик Медведев, случалось, излишне нервничал и, не сдержавшись, просил Валю Ковель перестать его перепиливать и, наконец, замолчать, а не то он ее публично пошлет в известном направлении. И в одной или двух равнинных точках острова Хоккайдо, когда Фудзияма напрочь скрывалась из виду, это направление громко определялось на беспримерном русском языке.

Но все-таки, все-таки они не могли обойтись друг без друга, вот что тут главное, и Вадик Медведев как-то сказал Зине Шарко, что никогда Валю Ковель не покинет, а если и покинет, то обязательно вернется, что, собственно говоря, и произошло на наших глазах незадолго до японских гастролей.

И Зина, для поддержки разговора, задала Вадиму чисто женский вопрос:

- Почему?

А Вадик сказал:

- Потому что она все-таки очень смешная...

Получилось так, что решение о начале наших гастролей Ешитери Окава принял в день рождения Лаврова, которое тем же вечером отмечали в "Сателлите", и с этой отметки пошли другие празднества и торжества различного масштаба, о которых я тоже обязан буду рассказать.