Ностальгия по чужбине. Книга первая - [11]

— Ну, земеля, очнулся наконец? — спросил белобрысый на чистом русском. — А я уж думал, что химик наш что-то напортачил…

— Чем вы меня так крепко уговорили? — хрипло спросил Мишин, безуспешно пробуя шевельнуться и чувствуя во рту мерзкий металлический привкус, словно лизнул дверную ручку. Спеленали его на совесть. «Советское — значит качественное» — почему-то вспомнился идиотский лозунг на одном из московских домов.

— Что, понравилось? — осклабился белобрысый, продолжая энергично жевать.

— Слов нет…

— Это мы тебя нембутальчиком, — с набитым ртом пояснил белобрысый. — С незначительными природными добавками. Но это уже к химику — не ко мне…

— Хоть бы новое что-нибудь придумали, умники.

— А на фига? — пожал плечами белобрысый, с сожалением наблюдая, как неумолимо сокращается его аппетитный сандвич. — Действует надежно и, главное, быстро. Тебя же, кабана, скопытили за секунду…

— И наглость все та же… — Витяня тоскливо разглядывал ребристый потолок транспортного самолета.

— Ты о чем, земляк?

— А поймешь?

— Чай не пальцем деланый.

— Где датскому учили, халдей?

— В профтехучилище.

Короткий смешок белобрысого органично слился с сытой отрыжкой.

— Ты, часом, не из «девятки»?

— А что это такое? — белобрысый откровенно издевался над своим пленником.

— Сволота, — беззлобно пробормотал Мишин, вновь безуспешно попытался расслабить натяжение ремней на руках и ногах, после чего закрыл глаза.

— Еще какие вопросы, земеля?

Явно не зная, что делать с собственными руками, осиротевшими после умятого в бешеном темпе сандвича, белобрысый недобро взглянул на спеленутого Мишина.

«Сейчас пнет ногой», — флегматично подумал Витяня и инстинктивно напрягся.

— Может, закурить дашь, гордость системы профтехобразования?

— А не перебьешься?

— А если по нужде?

— Под себя — и все дела!

— Суров ты однако, халдей.

— А тебе что, любви моей захотелось?

— Летим-то домой, небось?

— Это смотря кому что домом называть…

— Мой дом в Москве, — морщась, сказал Мишин.

— Ошибочка, гражданин хороший. Твой дом в могиле. Кстати, заждался он без хозяина…

— С Урала?

— Что?

— Родом, спрашиваю, откуда? С Урала?

— С чего взял? — Голос белобрысого впервые за разговор напрягся.

— С чего взял? — морщась, переспросил Мишин. — С рожи твоей одухотворенной.

— Только крутого из себя не строй, ладно? — Белобрысый растер затекшие икры. — Повязали тебя как зеленку поганую. На три-четыре. А инструкций-то было, господи! Будто Фантомаса берем какого, а не козла толстожопого…

— Вот и развязал бы меня, халдей, — пробормотал Мишин. — Все бы вопросы сразу и решили. И насчет Фантомаса, и по поводу козла толстожопого. За пару секунд…

— Разбираться тебе со мной не судьба, — флегматично отмахнулся белобрысый. — А язык попридержи, гражданин ФРГ хренов. Для собственной же пользы придержи. Велено тебя живым доставить по назначению. А если при этом без зубов или с яйцами всмятку — так претензий со стороны начальства не предвидится. Потому как извлекали мы тебя в оперативной обстановке. Понял, плейбой или как-нибудь доступнее объяснить?

— Понял, не тупой, — пробормотал Витяня и вновь закрыл глаза с единственным желанием — провалиться в уже знакомую темноту как можно глубже. Так глубоко, чтобы уже никогда не видеть свет…

* * *

Во второй раз Мишин пришел в себя от резкого толчка. Его носилки взлетели на несколько сантиметров от провонявшего соляркой и кошачьей мочой резинового коврика допотопного автобуса, и, в строгом соответствии с законами земного притяжения, с грохотом вернулись на исходную позицию.

От нестерпимой боли в ребрах Мишин вскрикнул.

— Не первый класс в «каравелле», верно? — прогнусавил напротив уже знакомый голос белобрысого. — Погоди, земляк, сейчас перед тобой стюардесса извинится и коньячку поднесет для душевного успокоения…

По-прежнему спеленутый, словно разбушевавшийся пациент психбольницы, и накрепко привязанный толстыми брезентовыми ремнями к обычным санитарным носилкам, Мишин мог видеть только металлические ножки автобусных сидений, да три пары крупных мужских ног, принадлежавших, очевидно, его конвоирам. Он лежал на полу и, естественно, не мог наблюдать за маршрутом следования. Но даже не глядя в окна этого импровизированного катафалка, Витяня хорошо знал, в КАКОМ городе он очутился, и КУДА именно его сейчас везут…

Спустя полтора часа автобус остановился, три пары ног в ботинках ожили, замелькали перед носом… Потом его носилки подхватили и понесли. Мишин ориентировался по основательно забытым, но до боли в печенках знакомым запахам — навеки вмурованный в память омерзительный букет СЛУЖЕБНЫХ ароматов, настоянный на вони плохо вымытых жестяных пепельниц, старых, пропыленных канцелярских папок, засохшего гуталина и карболки, с помощью которой изначальной нищете служебных сортиров придавался особый, неповторимый блеск замаскированной убогости. С ЭТИМ букетом не стыковался только запах прелых сосновых лап и специфический, торфяной дымок Подмосковья…

Даже не открыв глаз, Мишин знал, что привезли его в полуподвал караульного помещения одной из конспиративных опорных баз Первого главного управления, где с «клиентами» конторы проводили законченный цикл знакомства — от увещеваний и задушевных бесед до проверок на прочность с помощью оголенных проводов и других нехитрых приспособлений для обретения требуемого красноречия.