Ностальгия - [49]

А вот Дугу было явно не по себе. Краем глаза приглядывая за гидом, он шепнул Хэммерсли, не разжимая губ:

— Как вам это место?

— По мне, так стыд и срам. С землей бы его сровнять.

— Вот и я о том же, — буркнул Дуг, обводя взглядом стены.

К ним присоединились Гэрри Атлас с Вайолет. Осталось еще каких-то два-три столика.

— Сюда, — поманил Уэйн, вытягивая шею: ни дать ни взять страус эму. На подмышках проступили влажные пятна, словно лакмусовая реакция. Он тараторил все быстрее и сбивчивее, явно разволновавшись не на шутку.

— Дворовый сортир смотреть будем? — расхохотался Гэрри. — Я так сразу и подумал: он, родимый!

Отчего-то мысль о дворовом сортире разом привела его в хорошее настроение. Он широко усмехался и переглядывался с прочими. Те понимающе улыбались в ответ — из уважительной симпатии.

— А зачем он здесь? — осведомилась миссис Каткарт.

Гид нахмурился. Указал на жестяную крышу, расшатавшуюся под ветром, на иззубренные рифленые стены в зеленых и тусклых кирпично-красных разводах. Краска местами облупилась. Деревянная дверца закрывалась с помощью наброшенной на гвоздь проволочной петли.

— Когда его доставили, мы думали, это будка для сторожа… — молоденький англичанин даже икнул при этой мысли, — пока дверь не открыли. Мы никогда в жизни, хм, ваших уборных не видели. Разумеется, все пришли в полный восторг.

Господи, да он еще и в нос говорит!

— Так что теперь мы знаем, откуда взялось выражение «холодный дом».

— X… в железо, пока горячо, — подсказал Гэрри.

— Ха-ха-ха! Ей-ей, отлично сказано! Надо бы записать. — Гид потряс головой, приоткрыл рот — как если бы ему что-то в глаз попало — и вытащил блокнот. — «X… в железо…»

— Вот такой мы грубый народ, — подвел итог Норт. — Мужланы неотесанные.

Кэддок то и дело отбивался от группы, совершая вылазки — то туда, то сюда, то вбок, а то и вперед. Вот он нащупал фотовспышку — и направился прямиком в будку.

— Таков уж наш удел, — пожала плечами Вайолет. — Хотя есть и свои преимущества.

— У чего именно?

— У нашего провинциального обаяния. Весь мир над нами смеется — а это куда как непросто.

— Если греческую цивилизацию оценивать по руинам ионических колонн, то наша измеряется рифленым железом, — встрял Джеральд Уайтхед.

— Эй, охолоньте! К чему это вы клоните?

— По крайней мере, мы нос не задираем. В отличие от других стран, — подала голос миссис Каткарт.

— Вот именно, — кивнул Хэммерсли бок о бок с Гэрри. — Послушайте, нам стыдиться нечего. Эти ваши россказни по большей части — бред сивой кобылы. По крайней мере, мы — дело делаем.

— Так весь музей — он ровно про это, — вклинился Джеральд. — Мы дело делаем — и будь что будет.

— И что тут не так?

— Мы не дураки. Мы пустяками не занимаемся, — сообщил Борелли Луизе с таким непробиваемо-серьезным лицом, что она не сдержала смеха.

Но гид не слушал. Он как раз обнаружил на стенке уборной нацарапанную надпись:

АВСТР. — ВЕЛИЧАЙШИЕ В МИРЕ ЗАПАСЫ ЖЕЛЕЗНОЙ РУДЫ.

— Паразиты! Хулиганы! Типичные австралийцы!

И гид, увлекая за собою группу, поспешно прошел мимо массивной деревенской Библии под «защитной» обложкой из рифленого железа и с медным замком; мимо подборки охряных фотографий — продуваемые всеми ветрами железные листы, громоздящиеся на первом плане сногсшибательных пустынных ландшафтов; мимо примечательной фигуры — вырезанный из железа и выкрашенный в синий цвет силуэт полицейского — поставленный, чтобы обдурить автомобилистов, в каком-то занюханном городишке за Большим Водоразделом.

У последнего экспоната гид, прежде чем заговорить, глянул на часы. Все подняли глаза — и, как по команде, нахмурились. Десять огромных черно-белых снимков: листы рифленого железа крупным планом? Поставленные горизонтально, все — одного размера; неотличимые друг от друга.

— Достойное завершение. Именно то, что нужно, — объявил гид. — Вы думаете, это — фотографии рифленого листового железа? На самом деле, — гид улыбнулся краем губ и обернулся к группе, — это лбы австралийцев, заснятые крупным планом — абсолютно произвольно. Должно быть, это все одиночество и ваш суровый климат, слепящий свет и мухи и удаленность от всего прочего мира, от подмоги и поддержки, — вот откуда у мужчин — и, Господи милосердный, у женщин тоже: вот это — машинистка из Дарвина, двадцати двух лет, — вечно нахмуренный вид. Изборожденный морщинами лоб. Вернувшись спустя каких-то семь лет, Сесил Лэнг выглядел точно так же. А теперь, верно, это выражение лица закрепилось у антиподов в генах. Таким образом, рифленое железо соответствует австралийской психике. Вот оно как.

Гид коротко кивнул. Обсуждать это утверждение было уже некогда.

Хмуря брови, толкаясь, все выбрались наружу — навстречу железному небу цвета старой кровли, навстречу падающим каплям. Одни завопили, другие зашикали. Опять эта английская погода! В этой части Англии морось, похоже, вообще никогда не прекращается.

— Хочу мир посмотреть. Вот и все.

— Господи, да чего в том дурного-то?

— А как насчет вас?

— На месте не сидится; в прошлом году на Бали скатались. И скажу вам, оно того стоило.

Эти гребаные живописные пляжи, как же, как же!

— Захотелось поразвеяться, отдохнуть как следует.