Носорог для Папы Римского - [298]
— Потребовалось срочно проверить corquignolles, — отвечает он на пытливый взгляд Папы. Лев кивает, все еще глядя вслед быстро удаляющемуся повару.
— Это какое-то такое блюдо, которое он готовит на завтра.
У Нерони в руке тоже имеется короткая увесистая дубинка. «От крыс», — объясняет он. Maestro di casa[67] вытаскивает из корзины осетров и шлепает ими по столу. Лев осторожно трогает одного из них.
— У вас проблема с крысами? — осведомляется он, отрывая взгляд от рыбины.
— Проблема! — рычит Нерони, затем, вспомнив, с кем говорит, понижает голос. — Нет, ваше святейшество. Проблема — это то, что было у нас раньше. А теперь у нас просто бедствие!
— Чума? — бормочет Лев, озираясь вокруг и видя кипящие горшки, пар из которых вздымается кверху, конденсируется на потолке, а затем капает на пол, образуя небольшие лужицы. — Мой дорогой Нерони, я не вижу здесь никаких крыс. Если здесь и есть крысы, то они слишком, так сказать, скрытные, чтобы представлять собой бедствие…
Нерони на секунду замирает. Ему хочется сказать что-нибудь легкое и остроумное. Это, как ему говорили, тот язык, который понимает Папа. С другой стороны, он хочет обосновать свое утверждение насчет крыс. Он неотесан и сам знает об этом, но ведь толковый maestro di casa обычно адресует свои высказывания не вверх, не Папам, а вниз, ленивым судомойкам и поварам, вороватым мясникам и зеленщикам, добираясь даже до поварят, для которых самым понятным языком служат затрещины. Какое-то время он думает об этом, затем запрокидывает голову и разражается громким хохотом. После чего, залихватски подмигнув и Льву и Биббьене разом, он выхватывает у проходящего мимо помощника огромный мясницкий нож и единым взмахом отсекает осетру голову. Папа теперь выглядит несколько встревоженным, но Нерони настаивает на том, чтобы швырнуть рыбью голову в угол комнаты.
— Теперь смотрите, — говорит он.
Он все еще беспокоится, не следовало ли ему сказать: «Теперь смотрите, ваше святейшество», когда нечто похожее на струю чернил со скоростью ракеты проносится по полу и просто вычеркивает рыбью голову из бытия.
— Вот так, — говорит Нерони, — ваше святейшество.
Лев смотрит на него пустым взглядом.
— Это был кот, — говорит он.
— Кота они съели, — говорит Нерони. — Бедного старого Здоровяка. — Несколько мгновений он выглядит как человек, убитый горем. — Моццо! — ревет он. — Принеси мне корзину с крысами!
Вскоре появляется пухлый служитель, напрягающийся под тяжестью двуручной корзины, которая намного шире его самого и которую он ставит у них перед ногами.
— Это только за сегодняшнее утро, — говорит Нерони. — Вытащи какую-нибудь получше, Моццо.
Корзина полна поросших черным волосом тел. Моццо роется среди них и поднимается, держа за хвост крысиный труп. Тот покачивается перед Папой, который видит крысиное брюхо — скопище открытых язв и струпьев. Из носа постоянно капает зеленая жидкость. По осторожной оценке Льва, крыса эта дюймов двадцати в длину.
— Это одна из тех, что поменьше, — говорит Нерони.
Кто-то другой начинает шептать ему на ухо:
Рима? Незримо? Это неплохо рифмуется… Хуже того, это неплохо декламируется. Он в панике оборачивается, но вместо ожидаемой фигуры в черном с прижатой к груди правой рукой (чтобы удержать в ней сердце) и с протянутой левой (чтобы заграбастать денег) ему предстает скромное подобие Биббьены, увенчанное знакомой головой: Довицио.
— Наконец-то нашел вас! — восклицает Довицио. — Какой же вы неуловимый Папа!
— Кто, я? — спрашивает он, глуповато улыбаясь.
С облегчением.
— Да, в самом деле, но теперь я вас выследил. Собственно, сегодня мне удалось выследить вас дважды…
От Довицио пока невозможно добиться того, чтобы он пояснил свое таинственное заявление. Вместо этого он сообщает, что Зверь, вероятно, вошел в город через ворота дель Пополо часа три-четыре назад («Да-да, Россерус…»), каким-то образом пройдя незамеченным под носом у папской, испанской и португальской «приветственных партий», составленных из мелких чиновников и головорезов.
Снаружи яркий дневной свет понемногу тускнеет в сгущающейся синеве. Уровень воды во дворе Бельведера поднимается на один дюйм в час в тщетной погоне за солнцем, которое скрывается за ярусами скамеек на западной стороне. Монахи выжимают промокшие рясы. Дневные занятия прекращаются, собираются документы. Дворцовые секретари представляют свои бумаги в канцелярию кардинала; аббревиаторы и протонотарии запечатывают их «перстнем рыбака». Это примерно тот час дня, когда брекчированные мраморы — тракканьина, кораллино, самесанто — выглядят наилучшим образом, когда их сталагмитовые завитки и слоистые прожилки словно изливают немного животворящего тепла в прохладные помещения, где сейчас зажигаются свечи и служится вечерня. Папа разглядывает своих кардиналов через импровизированный веер из перьев ржанки. Он пробует перепелиное яйцо, Довицио обнюхивает тарелку с паштетом, а Биббьена лезет рукой в темно-красную кабанью тушу, наполовину выпотрошенную, и раскачивает непропеченные потроха наподобие языка большого мясного колокола. Все они коренасты и увесисты — трое безбородых олимпийцев, развлекающихся среди кухонного убожества. После того как произойдет битва и кто-то одержит победу, состоится банкет в честь победителя, а потому снующие вокруг них кондитеры заняты выделкой рожков, которые будут наполнены разнообразными сластями, подручные поваров сворачивают ломти ветчины, которые составят хобот Ганнона, и спорят о том, что больше похоже на его уши — листья капусты или же филе ската. По всем кухонным помещениям соперники с рогом и хоботом лицезрят друг друга в обличье преображенной домашней птицы, измененных до неузнаваемости молочных поросят, изящных скульптур из масла и подносов с выпуклыми меренгами. Все Ганноны более или менее одинаковы — хобот, клыки, огромные отвислые уши, — но их противник стал жертвой препирательств между кулинарами относительно того, как должен выглядеть Зверь. Больше всего сторонников у Свиньи с Дополнениями, но поддержку находят также и Очень Большая Мышь, и Укороченная Спереди Ломовая Лошадь, и Бык с Переделанной Головой. Остальные походят на жертв пьяного хирурга. Здесь, внизу, тоже поработал Россерус, как и всюду, где отсутствие непреложной истины требует ответов, которых не могут или не желают предоставить обычные источники. Облака пара и дыма, крики, стук, беготня: из этого хаоса регулярно, три раза в день, поступает корм для шести сотен человек, но даже
Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция.
В своем дебютном романе, в одночасье вознесшем молодого автора на вершину британского литературного Олимпа, Лоуренс Норфолк соединяет, казалось бы, несоединимое: основание Ост-Индской компании в 1600 г. и осаду Ла-Рошели двадцать семь лет спустя, выпуск «Классического словаря античности Ламприера» в канун Великой Французской революции и Девятку тайных властителей мира, заводные автоматы чудо-механика Вокансона и Летающего Человека — «Духа Рошели». Чередуя эпизоды жуткие до дрожи и смешные до истерики, Норфолк мастерски держит читателя в напряжении от первой страницы до последней — описывает ли он параноидальные изыскания, достойные пера самого Пинчона, или же бред любовного очарования.
Впервые на русском — новый роман от автора постмодернистского шедевра «Словарь Ламприера». Теперь действие происходит не в век Просвещения, но начинается в сотканной из преданий Древней Греции и заканчивается в Париже, на съемочной площадке. Охотников на вепря — красавицу Аталанту и могучего Мелеагра, всемирно известного поэта и друзей его юности — объединяет неповторимая норфолковская многоплановость и символическая насыщенность каждого поступка. Вепрь же принимает множество обличий: то он грозный зверь из мифа о Калидонской охоте, то полковник СС — гроза партизан, то символ литературного соперничества, а то и сама История.
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.