Носферату - [51]

Я кивнул.

— О, вот прикольно, — воскликнул Юл немного погодя, видимо, найдя уже знакомый ему отрывок. — В случае убийства одного из граждан империи убийца обязан, отказавшись от собственного имени, звания, должности, всех наград и отличий, занять место убитого и продолжать жить его жизнью до самой собственной смерти либо, при обстоятельствах, смягчающих его вину, восемь годичных циклов с момента оглашения обвинительного приговора. В случае, если доказано участие в убийстве нескольких граждан империи, наказание делится между ними поровну либо пропорционально вине каждого. Срок замещения убитого в земной жизни может варьироваться от двух до восьми годичных циклов. Первым убитого замещает ответственный за повреждения, повлекшие за собой смерть. Если же такового определить не удалось, очередность отбывания наказания задается жребием. Представляешь, — захихикал Юл. — Если вообразить, что мы с тобой два саломарца и я тебя паче чаяния отравлю или, может быть, задушу, я официально стану Ферро Шатовым. Выходит твоя редакция после выходных на работу, и тут я. «А где Шатов?» — «А я за него». — «А что так?». — «Да я его укокошил вчера». — «А, понятно…» Умора. А если мы с Хлоей тебя вдвоем порешим, так мы еще и монетку бросать станем, кто у нас будет Шатовым по четным, а кто по нечетным…

Я поморщился, поскольку, как и многие, плохо переношу разговоры о собственной кончине.

— А давай лучше представим, что это я убийца, — при этих словах Юлий насторожился, ожидая контрудара, и не ошибся. — И после суда прихожу я к тебе домой и говорю: «Хлоя, дорогая. Это я, твой муж», — закончил я.

— Даже не мечтай, — взвился мой напарник. — Ты на Земле. В городе Санкт-Петербурге. Так что прошу не делать насчет моей жены даже мысленных допущений. Какого бы то ни было толка.

Я примирительно похлопал его по руке. Но Юл только фыркнул и уставился на дорогу. Хлоя всегда оставалась его основным и, возможно, единственным уязвимым местом. Только возле дома Отто Юл немного отошел и даже улыбнулся мне, открывая дверь машины.

— Штаб, сэр, — браво отрапортовал он. — Дислокация фюрера. А ракушки я вам на русский переведу, наберу и даже распечатаю…

* * *

Я не стал ввязываться в очередную словесную дуэль. Мой старый друг Отто Штоффе не дама, чтобы я защищал его честь от словоблудия Юла. Отто на данный момент был тем самым, «который может знать» — единственной ниточкой к тем, на чьи широкие плечи я собирался перевалить саломарское дело. Мне, даже с припусками на болезнь и самонадеянность, уже стало совершенно очевидно, что спустить саломарца в унитаз и самому выпутать дядю из паутины этого дела не получится. Настала пора сдаваться «соответствующим органам». Этот таинственный ливер залегал где-то глубоко в теле государства, и я всегда старался не делать резких движений и по возможности оставаться в стороне от засекреченной перистальтики страны. Увы, необходимость знакомства назрела, и ради спасения дяди придется навязать невидимым силам безопасности человечества отношения с одним носатым типом. И в помощники я планировал позвать Отто.

Нет, он не был секретным агентом, монстром шпионажа или еще кем-то из тех, кого не стоит называть вслух, особенно на ночь. Отто всю свою жизнь был умницей. Золотой головой, самородком, одним из невзрачных на вид вундеркиндов, которых, в какой бы стране они ни родились, быстро замечают опытные садовники и в специальных теплицах и оранжереях для умниц выращивают гениев.

С тех пор как мы окончили школу, Отто пополнил немногочисленные ряды тех, о ком все знают приблизительно одинаково и никто не знает толком ничего. Полтора десятка лет назад страна оценила математический, физический и прочие таланты моего школьного друга и теперь охраняла своего гения с перманентным рвением. Жучков, камер, прослушек и подглядок в его квартире не было только в санузле и кабинете, поскольку одни службы с традиционной взаимностью не слишком доверяли другим. За сантиметровый клочок бумаги с парой цифр, добытый из кабинета Отто, среднестатистический криминальный элемент мог заработать в любой на выбор валюте столько, что хватило бы на безбедную, а то и шикарную жизнь в течение трехсот восьмидесяти шести лет. Но за указанные полтора десятка лет ни одной из земных или внеземных разведок не удалось раздобыть даже обрывка использованной Штоффе туалетной бумаги, даже побывавшего в его руках трамвайного билета.

Однако, по всей видимости, Отто такая любовь Отчизны не задевала, а прослушивающе-подглядывающая аппаратура не доставляла особенных неудобств. Ребята из различных спецотрядов и особых групп со временем стали закадычными друзьями, что, несомненно, говорило о том, что мой друг продолжал оставаться кристальной души человеком, который, как говорят у них, не только «не был», но и «не замечен».

Я решил подняться к Отто один. Заявиться в эту напичканную электроникой и подозрительностью оранжерею рука об руку с новейшим грианским андроидом было слишком вызывающе и рискованно. Юлия я мог и отпустить, но какой-то мстительный червячок подсказывал, что мне совершенно некуда пристроить Экзи, Юл способен еще пригодиться, а Хлое не повредит еще немного подумать о своем поведении и трудностях семейной жизни.