Носферату - [44]

— Именно. Я всегда говорила, что ты слишком много куришь, но никак не ожидала, что когда-нибудь это спасет тебе жизнь…

Мама запнулась на полуслове, закрыла лицо руками, прошептала: «Как же я за тебя волновалась», а потом резко нагнулась над кроватью и прижала меня к себе. Она так делала лишь четыре раза за всю мою жизнь, и это значило, что угроза, несмотря на то, каким жизнерадостным тоном мне о ней сообщили, была очень серьезной. Я молча погладил маму по спине и со всей возможной в данной ситуации сыновней нежностью поцеловал ее вечно двадцатипятилетнюю красивую руку.

В дальнем углу комнаты раздалось нервное покашливание Хлои. Мама обернулась к ней. Я ожидал, что маман глянет на это бестактное существо одним из своих убийственных взоров и Хлоя рассыплется в крошечную горку теплого пепла. Но мама милостиво подозвала ее и уступила место у моего изголовья. Так, подумалось мне, обложили.

Хлоя доверительно взяла меня за руку. Ее ледяные пальцы мелко дрожали.

— Ферро, — голос девушки был таким тихим, что я с трудом разбирал слова, — Ферро, я уверена, ты знаешь, где он. Даже если ты обещал ему ничего мне не говорить, скажи. Мне кажется, случилось что-то плохое. Пожалуйста, Носферату, я очень тебя прошу. Может быть, у нас осталось всего несколько минут, чтобы спасти его…

Я поскреб подбородок и вдруг понял, что он изрядно оброс.

— Который час? — спросил я. Хлоя сунула мне под нос свои маленькие серебряные часики.

— Пять.

— Пять или семнадцать? — переспросил я, уже догадываясь об ответе, и попытался встать.

— Семнадцать, — хором ответили мама и Хлоя.

— Тогда ты права, пора спасать твоего мужа, потому что согласно графику он должен быть здесь и подавать мне куриный бульон, — попытался пошутить я, в который раз дернув одеяло, но пораженная моими словами Хлоя плотно прижала его бедром к кровати. Я мысленно помянул Магдолу Райс, Хлоину мать, и, пошатываясь, поднялся с одра, уже не пытаясь прикрыться одеялом. В конце концов, утешал я себя, мама — это мама, а на Хлое я даже подумывал жениться. Да и, полагаю, обе дамы уж точно не впервые видят голого мужика.

Но их реакция поразила меня до глубины души. Ни одна не смутилась, не отвернулась и даже не удивилась. После пары секунд замешательства Хлоя фыркнула и захихикала, я обиженно посмотрел на маму. Она тоже смеялась, несмотря на то, что должна была бы хотя бы для приличия выразить уважение к гениталиям собственного сына.

— Тридцать два года живу и не знал, что это выглядит так смешно. — Я ни разу в жизни не чувствовал себя таким оскорбленным и униженным и ничего не мог поделать. Моя обида еще сильнее рассмешила их, и Хлоя уже задыхалась от хохота.

— Да нет, Ферро, — сквозь смех сказала мама, — тридцать два года все было очень даже ничего. Но сейчас это что-то, — и она снова захихикала.

Придерживаясь за стену, я решительно, насколько позволяла моя слабость, подошел к шкафу, распахнул дверцу и глянул в зеркало. То, что я там увидел, превзошло все мои ожидания.

Я с ног до головы был сплошь покрыт темными красными пятнами, и это была не благородная расцветка леопарда, а ровные винного цвета кружочки, будто бы срисованные на мое туловище с неизвестного полотна Кандинского. И если не украшенное кружками лицо не производило особого комического впечатления, то ноги, грудь, плечи и даже задница напоминали дымковскую игрушку. Под нервное хихиканье моих дам я с минуту смотрел на себя. А потом что-то согнуло меня пополам, я закрыл лицо руками и смеялся до слез, пока ноги окончательно не отказали мне и я не рухнул на пол. Все еще лежа на полу и содрогаясь от смеха, я за рукав стащил с вешалки первую попавшуюся рубашку и натянул ее на плечи.

Вместе с одеждой словно по мановению волшебной палочки вернулось понимание ситуации, я грозно глянул на женщин и, собрав все силы, сурово гаркнул:

— Вышли обе. — Ни та, ни другая никогда в своей жизни с таким хамством не сталкивались, поэтому замерли, как два напуганных кролика, и сразу перестали смеяться. — Через две минуты я спущусь. Чтобы такси стояло у дома, босоножки застегнуты, прически поправлены, губы накрашены, и чтоб мне ни секунды не пришлось ждать, поскольку мы едем спасать твоего, — я бросил на Хлою грозный взгляд, — драгоценного мужа.

Моих прекрасных леди как ветром сдуло. Я тяжело поднялся с пола, кое-как натянул на себя темно-синюю летнюю пару, вдел ноги в мои самые счастливые туфли, рассовал по карманам телефон, диктофон, прихваченный из стола дяди Кати запасной переводчик, кое-какие документы, на всякий случай повесил на шею саломарский амулет — вдруг это не сигареты, а побрякушка консула вытащила меня с того света? — и, едва держась на ногах, выполз в коридор.

Перед глазами сразу поплыло, колени начали подгибаться и слабеть. Я уцепился за перила, слепо перебирая по ним руками, спустился по лестнице в холл, нашарил на столике сигареты и закурил. Сигареты были мамины, слишком легкие и к тому же мятные, но в голове прояснилось. Я поискал глазами заветную пачку «своих», проверил и, решив, что восьми сигарет мне явно будет мало, взял в шкафчике на кухне еще две пачки, на случай, если Юла захватил саломарский десант и мне придется и им тоже отпиливать головы.