Номер знакомого мерзавца - [39]

На детской площадке два отвратительных подростка пили пиво. Мальчики форс–мажоры.

В магазине «Познай себя», что недавно открылся за садиком, я был первым посетителем. Пол еще не просох. Среди амулетов, колокольчиков и ароматических палочек я долго выбирал диски. Они там устроили распродажу по себестоимости, и грех было упускать случай.

Я обратил внимание на эффектную деваху–продавщицу. Сначала только зацепил взглядом и тут же отвернулся, чтобы скрыть ухмылку. Я и не ей, собственно, улыбнулся, а тому гаду, который шевельнулся во мне, передвинув холодную чешую колец. Злость делает меня уверенным и брутально притягательным.

Я взял диски и пошел к ее столику. На ней была светлая, умышленно тесноватая в груди кофточка, застегнутая на одну пуговицу и открывающая смуглый живот. Судя по внешности, она была заслуженно избалована, но не пресыщена мужским вниманием. У нее мог быть жених, муж, любовник — все это не имело значения. Я знал, что я абсолютно свободен, а значит — по определению классика, — осознанно необходим.

Я считаю, что с самого начала дама не должна заблуждаться относительно моих истинных намерений. Поэтому выбираю самые откровенные, тривиальные до пошлости ходы, вроде: «Здравствуйте, я одинокий летчик–испытатель». Но здесь, с учетом места (магазин специализировался по оккультизму) я подъехал с другого края. «Здравствуйте, я специалист по тантрическим практикам, три года провел в высокогорном Тибете», — сказал я с улыбкой откровенной лжи. Она посмотрела на меня с томным высокомерием, но я знал, что расколоть это притворство не сложнее, чем спустить с ее плечика бретельку бюстгальтера. «По глазам догадываюсь, что вам хочется узнать обо мне больше. Где предпочитаете встретиться?» — «Ну почему же только мне, я думаю, это всем будет интересно». Я обвел взглядом пустой магазин. «У нас как раз сегодня собрание клуба «Познай себя». Хотите выступить?» — «Выступить?» — «Да», — насмешливо повторила она. Смейся, смейся, думаю. «Выступить? Разумеется. Но учтите, что сокровенное знание передается лично. От учителя к ученику…» Я деликатно накрыл ладонью ее ручку с сиреново–хищными ноготками: «Чувствуете биополе?» Она осторожно высвободилась. «Стало быть, договорились, я захожу за вами вечером». Ей было во всех смыслах проще согласиться, хотя бы для того, чтобы отделаться от этого «чокнутого» поскорее.

Омерзительные подростки по–прежнему сидели в скверике и курили, сплевывая на свои чудовищные ботинки. На секунду я представил, как они насилуют мою красотку. Если бы я был моложе, то следом мог бы представить, как я ее спасаю. Но реалистичней было бы представить себя следующей после нее жертвой подростковой гиперсексуальности.

У стадиона стояли милиционеры с лицами тех же самых, только повзрослевших подростков, и все четверо что–то жевали. Я стал на остановке и смотрел на столб с лаконично–грубым объявлением «Убираю жир». Рядом красовалось глянцевое воззвание конкурентов: «Пора учить английский! Каждый день 20000 человек изучают английский в школах English First по всему миру. Они не могут ошибаться!» Понятно, думаю, как говорил наш друг Адольф: «В 34 году 40 миллионов немцев не могли быть неправы!» Мимо медленно проехал мокрый автобус с крупной рекламной надписью «Исповедь грешницы» (очевидно, фильм? Нет, вино!) и скучными старушечьими лицами внутри. Должно быть, заказан для какой–то экскурсии. Подошел маленький быстрый автобус, я сел рядом с водителем и смотрел на приборную доску, всю в пыльных дырах, из которых торчали цветные провода. На повороте к домостроительному комбинату мы пропускали панелевозы, стрелявшие из–под себя черными струями выхлопа. Но потом поехали в свежей после дождя тени под деревьями, и ветер выгнал гарь из салона. Справа тянулась железнодорожная линия, и было приятно уловить запах шпал, пропитанных креозотом. На повороте за мостом нас грубо подрезала девчонка, подросток по сути, с безжизненным от гордости лицом за рулем свежевымытой роскошной тачки представительского класса. Водитель коротко выругался. А я вспомнил привычку Дж. Барнса молиться при всяком случае и помолился за нее, потому что вырос в среде, где это считается не к добру. Не к добру с юности купаться в роскоши. Может случиться большое несчастье с ней или с ее ребенком. И я помолился и за нее, и за ее будущего ребенка. То, что я прочел в Библии и слышал от священников, сформировало во мне образ христианства, в котором смерть не избавление от мучений, а только их начало. И этот вечный комплекс вины оттого, что живешь по воле обстоятельств, темперамента и пр., а не по Завету. И эта головоломная путаница от мысли, что и обстоятельства ниспосланы свыше. И как сумма всего — вечная тревога и уныние от своего (и мира) несовершенства, которое (уныние) тоже считается грехом. В общем — куда ни ступи (делом ли, помышлением), всюду «согреших», и дальше — ад. Что за религия такая? Объясните мне ее правильно, потому что так, как я понимаю сейчас, — быть не должно. Но я помолился, несмотря на все эти рассуждения и вопреки им, то есть, с одною и именно только с верою помолился.