Номер знакомого мерзавца - [28]
«Спасибо».
«И вот еще что… Тебе все равно в ту сторону. Убей к чертовой матери этого Коэльо!»
«М-м… ну, видишь ли… дело в том, что пошлость бессмертна».
«Да ладно тебе, — говорю, — не больше чем мафия».
«Ну-у… Это уж будет вообще не сложно…»
Я мог не сомневаться. Когда все силы души страстно брошены в иное измерение вымысла, чтобы не жить под скошенными небесами вашей тоски — тогда получается все.
Я стер из памяти номер, посмотрел ей в глаза и спросил: есть у тебя еще знакомые мерзавцы?
Неправильный глагол
Повесть
Это была самая пухлая газета из всех, что я когда–нибудь держал в руках. Почтальоны вбивали ее кулаком в щели почтовых ящиков, киоскеры совали бесплатно. Газета объявлений. Полиграфическое воплощение земной тщеты.
Сегодня был последний день, когда принимались объявления в номер. Очереди к кассовым окошкам переплелись хвостами в центре зала. У всех в руках были целые веера бланков. А я обмахивался в духоте единственным листочком, чувствуя себя в этой толпе таким же чужим, как двадцать лет назад на призывном пункте ленинского военкомата. Люди продавали квартиры, машины, что там бывает еще?.. А я пришел продать себя.
Товар был не ахти…
Предложение уложилось в одну, меркантильно расчерченную квадратиками строчку: англ. яз. репетит.
Нельзя сказать, чтобы я не знал английского вовсе. Как–то раз, в седьмом классе, я даже получил четверку по грамматической контрольной. У меня дома был словарь, учебник Эммануила Шубина и английский роман без обложки, выпущенный в серии «Five Star Paperback[2]». Что такое Paperback, я не мог перевести иначе как «бумага назад».
Но, как известно, в обогащении преуспевают только авантюристы. Так что начало было верным.
Стрелка толщиной в руку на часах за моей спиной приближалась к пяти — закрытию окошечек — народ нервничал. Мне вспомнился зал московского ипподрома за минуту до окончания приема ставок.
Еще дважды мне пришлось побывать в этом универсуме спроса и предложения — дождливым утром, когда мутные глинистые потоки неслись вниз по улицам, и туманным холодным вечером, отсылавшим воображение к камину на Бейкер–стрит — прежде чем мои объявления сработали. Живя в нашем городе, трудно ответить на вопрос, что хуже — зима или лето? Все соглашаются, что хороша осень. И те, кто имеет возможность выбирать — директора, крупные чиновники, — берут отпуск именно осенью. И едут отдыхать на Кипр.
Цену за уроки я запросил самую скромную, к тому же согласился выезжать на дом к ученикам. При этом свой статус определил как «преподаватель университета с десятилетним стажем», что для внимательного клиента уже должно было показаться подозрительным.
Все эти маневры, вроде наклеивания обоев, покупки ботинок, чтения, бритья, телефонных разговоров, обеда, ежедневного пробуждения–засыпания и, наконец, трехкратной дачи объявлений, давно уже не имели даже тактической цели. Перед кем? Из вежливости перед кем, я спрашиваю! — совершаются все эти бессмысленные операции. Из вежливости перед Богом, чтобы он не подумал, что я вроде как не совсем доволен? Из вежливости перед людьми, чтобы не быть угрюмцем и занудой? Моя жизнь — это бесконечный реверанс земле и небу… Я помню, как однажды у нас сломался лифт. Мне с мамой надо было спуститься с пятнадцатого этажа. Не знаю, что это было, как это объяснить, в смысле, мое поведение. Сначала я напевал, потом насвистывал, щелкал пальцами, потом все сразу, словно внутри меня неслась какая–то энергетическая метель. Откуда это чувство неуютности, даже рядом с близким человеком, которое я пытался вытеснить, демонстрируя мурлыканьем, щелчками и свистом приподнятое настроение? Совершить проход по тридцати лестничным маршам просто так, чинно и спокойно, об руку с мамой казалось мне немыслимо. То есть я вполне мог бы сделать это молча, но говорить в это время — нет. Как вы найдете тему, рассчитанную ровно на тридцать маршей, с условием поворота на 180 градусов каждые 30–40 секунд? Это должен быть венок сонетов, а не разговор. Просто молчать я стеснялся, вернее, боялся обидеть…
Когда ради простейшего поступка вам приходиться запускать такие сложные механизмы психологических мотивировок, да еще сработанные на скорую руку, то какой–нибудь второпях кинутый провод обязательно искрит. И это жжение внутри я ощущаю непрестанно.
Вы можете спросить, каким образом этому неврастенику удается завязывать шнурки, не говоря уже об уроках английского. Но я же сказал, что притворство и вообще выделение из собственных недр внешне пристойного образа — мое ежедневное занятие. Каждое утро мне приходится чуть не веником собирать мечтательно раскатившиеся за ночь атомы, из которых я состою.
Этот велосипед я изобрел давно. Просто я стараюсь вообразить себя кем–нибудь другим. И вот, собираясь на первый урок, под регтаймы Джоплина Скотта, так и просящиеся на озвучку чаплиновских фильмов, я измыслил себя лирическим недотепой, которому, однако, благоволит судьба. Рассеянный профессор–эксцентрик в небрежно повязанном галстуке и с плейшнеровской походкой. Для внутренней убедительности я даже купил и сунул в боковой карман плаща газету и, что еще более убедительно, потерял ее на одной из остановок. (Мне пришлось ехать с пересадкой.)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автор рассказов этого сборника описывает различные события имевшие место в его жизни или свидетелем некоторых из них ему пришлось быть.Жизнь многообразна, и нередко стихия природы и судьба человека вступают в противостояние, человек борется за своё выживание, попав, казалось бы, в безвыходное положение и его обречённость очевидна и всё же воля к жизни побеждает. В другой же ситуации, природный инстинкт заложенный в сущность природы человека делает его, пусть и на не долгое время, но на безумные, страстные поступки.
Героиня этого необычного, сумасбродного, язвительного и очень смешного романа с детства обожает барашков. Обожает до такой степени, что решает завести ягненка, которого называет Туа. И что в этом плохого? Кто сказал, что так поступать нельзя?Но дело в том, что героиня живет на площади Вогезов, в роскошном месте Парижа, где подобная экстравагантность не приветствуется. Несмотря на запреты и общепринятые правила, любительница барашков готова доказать окружающим, что жизнь с блеющим животным менее абсурдна, чем отупляющее существование с говорящим двуногим.
Карл-Йоганн Вальгрен – автор восьми романов, переведенных на основные европейские языки и ставших бестселлерами.После смерти Виктора Кунцельманна, знаменитого коллекционера и музейного эксперта с мировым именем, осталась уникальная коллекция живописи. Сын Виктора, Иоаким Кунцельманн, молодой прожигатель жизни и остатков денег, с нетерпением ждет наследства, ведь кредиторы уже давно стучат в дверь. Надо скорее начать продавать картины!И тут оказывается, что знаменитой коллекции не существует. Что же собирал его отец? Исследуя двойную жизнь Виктора, Иоаким узнает, что во времена Третьего рейха отец был фальшивомонетчиком, сидел в концлагере за гомосексуальные связи и всю жизнь гениально подделывал картины великих художников.
Как продать Родину в бидоне? Кому и зачем изменяют кролики? И что делать, если за тобой придет галактический архимандрит Всея Млечнаго Пути? Рассказы Александра Феденко помогут сориентироваться даже в таких странных ситуациях и выйти из них с достоинством Шалтай-Болтая.Для всех любителей прозы Хармса, Белоброва-Попова и Славы Сэ!
Порой трудно быть преподавательницей, когда сама ещё вчера была студенткой. В стенах института можно встретить и ненависть, и любовь, побывать в самых различных ситуациях, которые преподносит сама жизнь. А занимаясь конным спортом, попасть в нелепую ситуацию, и при этом чудом не опозориться перед любимым студентом.
Название романа швейцарского прозаика, лауреата Премии им. Эрнста Вильнера, Хайнца Хелле (р. 1978) «Любовь. Футбол. Сознание» весьма точно передает его содержание. Герой романа, немецкий студент, изучающий философию в Нью-Йорке, пытается применить теорию сознания к собственному ощущению жизни и разобраться в своих отношениях с любимой женщиной, но и то и другое удается ему из рук вон плохо. Зато ему вполне удается проводить время в баре и смотреть футбол. Это первое знакомство российского читателя с автором, набирающим всё большую популярность в Европе.