Ноктюрн - [23]

Пепе не мог оторвать глаз от чернокожего великана и, когда незнакомец напился и пошел к своей машине, последовал за ним. Боец, заметив изумленные глаза мальчика, подошел к нему, поднял на руки и на ломаном испанском языке спросил:

— Ну что, дружок, боишься меня?

Незнакомец расхохотался, и Пепе совсем близко увидел его ослепительно белые зубы, добрые, лукавые глаза. Пепе тоже засмеялся и обнял маленькой рукой могучую шею черного незнакомца.

— И совсем я вас не боюсь, — ответил Пепе. — А куда вы едете?

— На фронт, малыш! А ты куда?

— Тоже на фронт.

Великан опустил мальчика на землю и опять захохотал, только еще громче.

— Что?! На фронт? Что же ты собираешься там делать?

Пепе смутился и пожалел, что пришел на станцию. Теперь еще вернут обратно, и все придется начинать сначала.

Он тихонько попятился и, отойдя на безопасное расстояние, кинулся бежать. Бойцы удивленно смотрели ему вслед, а чернокожий человек закричал:

— Погоди, малыш, куда ты? Мы тоже скоро поедем!

Пепе даже не оглянулся. Он мчался по шоссе, пока не перехватило дыхание. Остановился, оглянулся и, видя, что никто его не преследует, решил передохнуть. Только сейчас он почувствовал, как устал и как хочется есть.

Он уселся в тени под дубом и достал горбушку хлеба. Старался есть медленно, чтобы растянуть удовольствие, но горбушка была очень уж маленькая, и Пепе, только приглушив голод, растянулся на траве и мгновенно уснул.

Снилось ему, что он на фронте, в руках у него автомат и вместе с мастером они идут в атаку, а враги трусливо бегут. Вдруг появились огромные машины и с грозным гудением двинулись прямо на них. Пепе вскрикнул и открыл глаза. На шоссе стояла вереница автомашин. А над ним склонился улыбающийся чернокожий человек и, ласково похлопывая по плечу, говорил:

— Все-таки сбежал... А мы поймали! Теперь вставай, садись в машину — поехали!

Взяв Пепе за руку, он повел его к своей машине. Мальчик не успел опомниться, как уже сидел в кабине рядом с незнакомцем. Он испугался, что его повезут обратно домой, но, увидев, что машины идут в сторону фронта, успокоился, только было стыдно, что он так глупо убежал.

— Как тебя зовут, парень? — услышал он.

— Пепе.

— А меня зовут Джимом. Я негр. Ты не боишься негров?

— Нет, не боюсь.

— А почему же ты убежал?

— Я боялся, что вы отправите меня домой...

Некоторое время они ехали молча, потом Джим спросил:

— Скажи мне правду, Пепе, отец знает, что ты пошел на фронт?

— Отца нет дома, он на мадридском фронте... А мать знает, — поспешно добавил мальчик. — Она в больнице, ее ранило осколком, когда фашисты бомбили. Я ведь парикмахер. — Пепе старался говорить солидно, как взрослый. — Если для меня не найдется другого дела, буду брить бойцам бороды.

Он вытащил из сумки свой инструмент и показал его Джиму.

— Молодчина! — похвалил тот. — Хочешь остаться с нами, в Интернациональной бригаде?

Пепе слышал еще от отца о людях, которые приехали из разных стран, чтобы помочь им, испанцам, отстоять свою свободу. И они принимают его к себе! У мальчика дух захватило от восторга, но он постарался ответить как можно спокойнее:

— Хорошо, я буду воевать вместе с вами.

Джим тихонько запел грустную, протяжную песню. Слова были незнакомые, и Пепе не понял, о чем эта песня. Ему очень хотелось еще поговорить, и когда Джим замолк, Пепе робко спросил:

— Джим, а из какой страны вы приехали?

— Многие приехали из европейских стран, а я — из Америки.

— А что ты станешь делать, когда мы победим врага? Останешься у нас в Испании?

— Нет, Пепе, я вернусь к себе на родину. Но, может, когда-нибудь я приеду к тебе в гости. Ты будешь меня ждать?

— Я всегда буду тебя ждать. Мы ведь теперь друзья, правда? У тебя есть мать и отец?

— Не будем говорить об этом, мальчик, — грустно ответил Джим. — Когда-нибудь на досуге я тебе все расскажу.

Автоколонна подошла к долине, зеленевшей могучими дубами, и свернула с шоссе. Моторы замолкли, и явственно стал слышен лай пулеметов. Бойцы вышли из машин и расположились в тени деревьев.

Вдруг над горами будто пронесся вихрь, земля дрогнула, и грохот мощного взрыва отозвался многократным эхом. И тотчас грохнул новый залп, только с другой стороны.

Пепе невольно сжался, обхватил голову руками, но Джим успокоил его:

— Не бойся, это не в нас стреляют. Вот установим пушки — тогда держись.

— Я не боюсь, Джим. Просто я не привык.

— Ничего, привыкнешь.

Под развесистым дубом артиллеристы разровняли землю и на площадку выкатили пушки. Нарубили ветвей, чтобы укрыть ими орудия. Пепе помогал чем только мог. Рыл землю, таскал срубленные ветви, а когда установили пушки, обтирал их тряпкой.

Солнце спряталось за горами. Шум боя постепенно замирал. Душный послеобеденный зной сменила вечерняя прохлада. Артиллеристы готовились к ночлегу. Натянули брезентовые палатки, нарвали сухой травы и стали делать постели.

— Ну и довольно, — сказал Джим, когда Пепе приволок огромную охапку сухой травы. — Вниз подложим веток, мягче будет, разожжем костерчик. Неприятель не увидит, впереди горы. Без огня от комаров не отбиться.

Пепе набрал сухих дубовых веток, и вскоре перед их палаткой весело запылал костер. Джим и Пепе подсели к огню. После ужина Джим закурил сигарету и задумчиво проговорил: