Ноктюрн - [21]

Судно малым ходом двигалось к порту. У самого моря стоял постамент, на котором гордо возвышалась бронзовая статуя Колумба. Простертая к морю рука его как бы приветствовала пароход с республиканским флагом на мачте.

Торжественное настроение вылилось в песню:

Весь мир насилья мы разрушим

До основанья, а затем

Мы наш, мы новый мир построим,

Кто был ничем, тот станет всем!

В этот момент из морских глубин вынырнул перископ подводной лодки. Оставляя за собой пенистый след, к пароходу устремилась торпеда. Раздался взрыв. Многих находившихся на палубе взрывной волной выбросило за борт.

Пароход накренился и стал тонуть.

Из порта спешили на помощь катера береговой охраны. Часть из них бросилась в погоню за подводной лодкой.

Капитан хладнокровно отдавал приказания. Из трюма вынесли раненых, разместили в шлюпках, спустили шлюпки на воду. Нос парохода уже погрузился в волны. Роберт с Джеком одновременно кинулись за борт.

Когда Роберт вынырнул на поверхность и, поспешно отплыв подальше, оглянулся, — над водой торчали только мачты. Вскоре скрылись и они. В том месте образовалась огромная воронка, и те, кто не успел вовремя отплыть, исчезли в клокочущей пучине.

Спасательные катера были уже близко. Поднявшаяся по тревоге эскадрилья самолетов забрасывала неприятельскую подводную лодку глубинными бомбами.

Роберт плыл к берегу. Кто-то из добровольцев, тяжело дыша, барахтался рядом, но, видно, этот человек уже обессилел, и, в последнем приветствии подняв кулак, он стал погружаться в воду. Роберт нырнул и подхватил тонущего. Холодные пальцы незнакомца впились в него и тянули ко дну. В голове загудело. Роберт все глубже уходил в зеленоватую прохладную бездну.

Роберт Силмалис очнулся только на берегу. Над ним склонился, весь расплывшись в улыбке, Джек Диксон.

— Ну вот мы и в Барселоне... В Испании, — сказал Джек. — Пощупай землю! Чувствуешь, какая теплая?

Роберт опустил онемевшую руку. Пальцы ощутили живительное тепло земли, глаза слепил солнечный свет.

Он с трудом поднялся, взглянул на друга и сказал:

— Спасибо, Джек! И в бою будем держаться вместе...

— Да будет так! Победа или смерть!

Пепе

В город одна за другой въезжали машины. Они резко тормозили на базарной площади, и над крышами высоко взвивались серые клубы пыли. Брадобреи оставляли клиентов в креслах и выбегали на улицу. Они стояли у дверей, приветствуя прибывших, до тех пор, пока у забытых ими клиентов не высыхала мыльная пена на подбородках. То же самое повторялось, когда шоферы заливали воду в радиаторы, заводили машины и отъезжали. Опять все сбегались к дверям. На этот раз и те, с намыленными подбородками, вскидывали сжатые кулаки и кричали:

— Да здравствует Народная армия! Смерть франкистам! Они не пройдут!

Бойцы республиканской армии, поднимая высоко над головой винтовки, запевали популярную песню защитников Мадрида:

— No pasarán! No pasarán![2]

Пепе в такие минуты забывал все свои обязанности: стаканчики и помазки оставались немытыми, пол густо усыпан волосами. Мастер не раз делал строгий выговор мальчику, но это не помогало. Стоило появиться в городе бойцам Республиканской армии — мальчик исчезал и возвращался только после того, как в долину с гуденьем уходила последняя машина. Встречая и провожая бойцов, Пепе всегда вспоминал отца, ушедшего в начале войны на фронт.

Однажды, когда Пепе, как обычно, пришел в парикмахерскую и стал заниматься уборкой, его подозвал мастер.

— Завтра ты не приходи на работу. Мы все уезжаем на фронт, Мадриду грозит опасность...

Впервые мастер разговаривал с Пепе как со взрослым. Мальчик сразу забыл все нагоняи, которые получал от мастера, и взглянул на него преданно и почтительно.

— А что мне здесь делать одному? Возьмите меня с собой! — умоляюще прошептал он.

— Нет, мой мальчик. Ты должен остаться здесь. Ведь, если когда-нибудь нашей родине будет грозить опасность, тебе придется защищать ее так же, как теперь это делаем мы. Прощай, ты был хорошим помощником. Не сердись, что я иногда тебя бранил!

Все население городка собралось провожать уходивших на фронт. Пепе с гордостью нес небольшой чемоданчик мастера, шел рядом с ним, стараясь шагать в ногу.

Далеко за городом, в горах, провожающие расстались с уходившими. Мужчины взвалили рюкзаки на спины и зашагали по извилистому шоссе. Долго еще разносилась по горам песня, которую они пели, уходя:

— No pasarán! No pasarán!

Когда песни не стало слышно, люди молча возвратились в город. Один Пепе продолжал сидеть на придорожном камне.

Солнце спряталось за вершины гор. Все гуще становились длинные тени. Где-то скрипели крестьянские двуколки, временами доносился жалобный крик мула. Но вот у горизонта что-то загрохотало. Мальчик поднял голову, прислушался. И хотя Пепе никогда в своей жизни не слыхал грохота пушек, он понял, что это шум фронта.

Стрельба доносилась как раз с той стороны, куда со своими котомками ушли мужчины. Возможно, враг уже напал на них и добрый мастер пал в бою?

Ужас охватил Пепе. Он вскочил и бегом бросился в город.

Добежав до первых домишек, Пепе совершенно взмок. Он на минуту остановился, чтобы осознать происшедшее, и лицо его залилось краской стыда. Каким же трусом он оказался! Что сказали бы отец и мастер, если бы увидели, как он удирал — он, Пепе, столько раз просившийся на фронт?