Ноктюрн душе - [8]
Шрифт
Интервал
Здесь всё кругом необычайно:
Цветок несеянный, ничей,
Благоухающий случайно,
Глядит, как девушка, в ручей.
Ручей спешит чрез пни и корни
Вдоль по овражкам кувырком,
И всё невнятней, всё проворней
Бормочет дремным говорком.
Когда же облака, неспешно
Столпившись, моросить начнут,
Заплачет ветер безуспешно,
То солнце, выбившись из пут,
Сквозь дождь прохладный и стеклянный
За речкой радугу прольет,
И вновь нал ясною поляной
Безмолвие стоит и ждет.
Стоит и ждет в глуши дремотной,
Как заклубится светлый свод,
Как сонм стогласый и бесплотный
По этой радуге сойдет.
«За ломоть хлеба…»
За ломоть хлеба,
Горсть медяков —
Свершаю требы
Для бедняков.
В чужой квартире
Брожу давно —
В подлунном мире,
Где так темно,
В таком немилом,
В таком лихом —
Как поп с кропилом
В дому пустом.
И всё строенье,
Все уголки,
Ждут окропленья
Моей руки.
Кроплю умело:
Вперед — назад.
Мне что за дело?
Всё «свят «да «свят«.
Здесь я нахлебник,
Приход чужой,
Развернут требник —
Кади да пой.
ПИСЬМОВНИК
Который раз уже сажусь
Терзать заученный письмовник.
Пошлю письмо тебе, божусь,
В хлев, Дульцинея, в твой коровник.
Так перепишем наизусть:
Нет, муза, я не твой любовник.
Ты назвалась моей женой,
Но то было до катастрофы…
Нет, лживый стиль письма не мой:
Описки, титлы, апострофы…
Прости — я посвятил другой
Любви томительные строфы.
ПОЭТЫ
Они узнавали друг друга по ветхой одежде,
По дикому взгляду и хрупким рукам; прикасаясь,
Хотели поверить в бесплотность, и тайну, и радость.
И Ангелами называли друг друга в надежде.
Но страх за себя подрезал, и томила усталость,
И темные крылья стихий вырастали за ними.
Когда же потом признавались в смертельной болезни
Своей и томительной злобе, то снова пугались,
И громко кричали друг другу: «Исчезни! Исчезни!»
И врозь расходились к делам суеты и печали,
Лишь свет унося на душе, осужденной трикратно,
Которого не было прежде, им непонятный.
«Ночное небо всем открыто…»
Ночное небо всем открыто,
Как пропасть. Лишний свет погас.
Но вы, бродяги и пииты,
Смотрите в землю в этот час:
Тускнеют ясные предметы,
Имеющие вес и цель,
Нам ближе бледные кометы,
Их солнечная карусель.
Нас Млечный Путь для высших истин
Ведет прозрачною тропой.
И вот — невиден, ненавистен
Простой и твердый путь земной.
Всё подымается. Ступени
Всё зыбче. Мы перед крыльцом,
Но вниз с порога откровений
В трясины падаем лицом.
Нам не очнуться, не подняться,
Не отряхнуть земную грязь.
Нам только смутно звезды снятся,
Как полыхают и грозятся,
В пространствах сумрачных кружась.
К ПОРТРЕТУ
Он цензор был и дипломат,
Молчальник, мыслей укрыватель;
Стихиям сын, и бурям брат
И смутного повествователь.
Бесстрастно замкнут страстный рот,
И в складке уст хаос и буря,
Уничтожение и взлет.
И так нелепа надпись: «Тюря»,
Что значит «Тютчев». Косный взмах
Его руки чертил обломки
Имен и знаков. Но в стихах
Со страхом поздние потомки
Расслышат уж за рубежом
Архистратига трубный гром.
Так, созерцая обе бездны,
И знанье тяжкое влача
С любовью злой и бесполезной,
Он шел, пифийски бормоча.
А здесь — в спокойные очки
Почти невидные зрачки
Следят, как злоба дню довлеет,
И медленно проходит Рок.
Как бы всклокоченный венок
На голове его седеет.
«Оставь меня, девушка, нимфа: ты слишком красива…»
И жизни даровать, о лира!Твое согласье захотел.Баратынский
Оставь меня, девушка, нимфа: ты слишком красива,
Ты требуешь чувств, которых я дать не хочу.
Я слышу, как мир истощается в смертном распаде,
Как атомы стонут, взрываясь, безмерно плывут,
И время разъялось на точные краткие годы,
Сорвавшись, не может вернуться к истокам своим.
Оставь меня, муза! Я слушаю медленный хаос.
Чтоб скука и ужас не вдруг одолели меня,
Я выдумал в детстве себе смешное занятье:
Соперником стал, пустосвятом на этой земле.
Вот ветер и волны включаются в мерные ритмы,
Моря на полотнах вздыхают, играют с землей,
А бури, как песня, проходят над лунной пучиной,
Я вновь возвращаю к истокам его — естество.
Оставь меня в мире излишнем, смешном, иллюзорном,
Небратском, безлюбом, преступном, но всё же моем.
СО-ВЕСТЬ
Иду по чуждому предместью,
Бужу встревоженных людей,
Хочу пронзить их острой вестью
С бескровной родины моей.
Несусь, смятенный и крылатый,
Среди затворенных домов,
Высматриваю, соглядатай,
Ловец зверей, страстей, умов.
Живущее боится смерти,
И все бегут моих словес,
Как вести в траурном конверте,
В спасительные дебри, в лес.
Как гром над голой головою,
Страшит их заостренный стих,
Звенит грозящей тетивою
Глагол, зловещий для чужих.
«И в этот мир приходят новоселы…»
И в этот мир приходят новоселы,
Смышленый, тренированный народ,
Я и себе товарищ невеселый,
Ну, кто из них меня с собой возьмет?
Кто руку даст? Кто мне подаст напиться,
Когда свалюсь? А если воспою,
Кто ленточкой в заштопанной петлице
Отметит преданную грудь мою?
И я бреду с протянутой ладонью,
Неумный и условный Агасфер,
А те пройдут с трехрядною гармонью,
Оставив мне мою музыку сфер.
Она плывет уже, растет стеною,
Дышать и жить, давно мешая мне,
Она встает меж непокорным мною,
И страстным миром, где бессмертья нет,
Но есть вода, трава, и есть забвенье.
СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВОШЕДШИЕ В СБОРНИКИ
СИЗИФ
Работай, работай, работай,
Чеканя слова и бетон,
Пока не обнимет дремотной
Короткий, прощающий сон,
Пока не возьмет под воскрылье,