Ноев ковчег - [90]
Женька рванула в дом и притащила сложенный вчетверо листок.
– Вот, читайте, читайте! Выписка из церковно-приходской книги. Меня крестили здесь! Вон, в Алексеевской, – она махнула рукой в сторону пустого неба… – Там храм раньше стоял. До тридцать шестого. Какая еврейка?
Полицай рядом ухмыльнулся:
– Ты себя в зеркало видела, русская? У тебя же на роже все написано. Да и люди врать не будут.
– Какие люди?
– Знающие. Бдительные. Уж поверь. Рядом живут, и всё за вас и породу вашу знают.
Женин взгляд лихорадочно метался по галерее – кто? Кто мог такое сделать? За что? Почему еврейка? Она же жена чекиста. За это ее бы расстреляли прям у дверей. А тут что-то непонятное… Почему? Господи, в квартире дети, Вова… Вовочку же тоже убьют! Петька, как же не хватает тебя с твоей железной логикой и спокойствием и маузером… Некому нас спасать. Я опять одна. Ну, пусть хоть дети выживут.
– Так, хватит уже, что зависла? На выход!
Нюся Голомбиевская, закусив край кухонного полотенца, смотрела, как Женька, поцеловав Нилу и Вовку, идет к лестнице.
– Нюсечка, присмотри, пока я не вернусь… Тут недоразумение какое-то.
– Угу, вернется она, недоразумение, прощайся, – хмыкнул полицай.
Женя через плечо бросила взгляд на патруль – у немцев автоматы в руках, у полицая кобура на поясе, даже если выдернет – все равно не успеет, а если успеет – ни ей, ни детям уже не жить.
– Мама, мама, ты куда? – заплакал Вовка. Нила обняла его и зажала рот ладошкой.
– Домой! Оба! – прикрикнула Женя.
Женя-Шейна Беззуб-Косько, по маме Беркович, на прямых ногах стала медленно спускаться. Эта медлительность спасет ей жизнь. Когда они окажутся уже на нижней ступени, из полумрака дальней темной лестницы в конце галереи появится ее клятая, выжившая из ума свекровь.
С привычной скоростью, с которой она рассекала больничные коридоры и палубы круизных судов, наперерез патрулю выкатилась прежняя гроза молдаванских сифилитиков, урожденная люстдорфская немка Елена Фердинандовна Хорт-Хортеева-Гордеева.
Она нахмурит свою разросшуюся к старости, но по-прежнему жгуче-черную монобровь и совиным немигающим взглядом уставится в старшего: – Was ist das für ein Geschäft? langweilig gestopft![7]
Абсолютно чистый немецкий обескуражил и пошатнул патруль. Немцы колебались, не зная, чему верить – то ли глазам и бумаге, то ли ушам.
А Гордеева начала вещать так, что слышно ее было и в соседних дворах.
Суть ее немецкой пламенной речи, щедро украшенной редкими и сложными ругательствами, сводился к тому что эта чернявая – моя невестка, я сама принимала ее в родах у матери. Она мало того что крещеная, но и отказалась вступать в компартию. Там у вас этого не написали? Так я вам сейчас расскажу. Эта дура замужем за моим сыном, истинным арийцем, инженером! И я сейчас перемеряю твой бараний череп и найду сто отличий от настоящего немца! А еще я (тут Фердинандовна перешла на русский) – найду и вырву своими руками все детородные органы той дряни, которая написала донос! А еще пойду в немецкую комендатуру и расскажу, как она, эта дрянь, партизанит и поливает грязью настоящих потомственных немцев, живущих в этом гадюшнике!
Старший патруль попытался вежливо перебить фрау Хорт и показать бумагу.
Но та снова перешла на язык Гейне:
– Подотрись этой бумагой! Как должно быть стыдно твоей маме, что ее сын – не воин, а дерьмо, которое ловит баб по дворам! Если ты, ублюдок, сейчас же не отпустишь мою невестку, завтра будешь гнить в окопе, а не бухать в Одессе! Уж поверь мне! А эту конченую оставьте мне – я пожилая женщина, я отдала ей своего сына, и мне нужно, чтобы за мной горшок выносили! Вон пошли!
Немец улыбнулся:
– Яволь, фрау Хелен. – И, наклонившись, шепнул ей: – Боже, как вы похожи на мою маму! Я как дома побывал!
Он прикладом легонько подтолкнул остолбеневшую Женю к Гордеевой.
– А…а? – Полицай обескураженно смотрел, как немцы отпускают списочную жертву.
Гордеева, внезапно резко для ее отекших, как колоды, ног подлетела к полицаю и оказалась в паре сантиметров от его лица.
– Ага! Так я и знала! – торжественно объявила она, уже по-русски, осмотрев его через прищуренные веки. Полицай покраснел.
– Я тебя узнала! Ты ж с Госпитальной! Из тринадцатого номера! Правда! В патрулях и летучих отрядах раньше с красными ходил! Только сопливый совсем был.
– Она сумасшедшая! – завопил полицай. – Идемте уже!
– Ну как же! Ты смотри – как триппером своим в моем кабинете трусить, так он на полусогнутых стоял и сопли на кулак наматывал, чтоб жена не узнала! А тут – сумасшедшая! Я тебе, милый, помню, в тридцать втором башку зашивала, которую тебе граждане недовольные раскроили. Шрам же остался?
Полицай побелел. А Фердинандовна упивалась триумфом:
– Старшим товарищам перевести?
Жертва феноменальной памяти Гордеевой судорожно затряс головой и направился к выходу под хохот немцев.
Женя стояла посреди двора в ступоре.
– Спасибо…
– На здоровье! – фыркнула Гордеева и поплелась враскачку к лестнице.
– И не таскайте мне это дерьмо пережаренное! У меня от него метеоризм!
– Что? – повела головой окончательно поплывшая Женя.
– Пердеж! Так понятно? Вот же ж тундра безграмотная! – хмыкнула Гордеева и продолжила восхождение на второй этаж.
Чтобы выйти замуж за Ивана Беззуба, Фире Беркович, дочери никопольского раввина, пришлось срочно креститься. Ну а после этого оставаться в родном Никополе было смертельно опасно. И молодые спешно отплывают в Одессу. Приведя свою юную жену в дворик на Молдаванке, Ваня клянется со временем найти другое жилище. Он не может знать, что именно здесь пройдет не только его жизнь, но и жизнь четырех поколений Беззубов – со всеми соседями, историческими катаклизмами, котами, маленькими скандалами и большими трагедиями… Начало этой истории – в первой книге «Одесской саги» Юлии Вербы «Понаехали».
В застойных 1970–80-х будет много неожиданных крутых поворотов в жизни каждой из постаревших сестер Беззуб и их уже совсем взрослых детей. А в неизменных декорациях двора на Мельницкой, 8, как и всегда, будут «делать базар», «сохнуть белье» и рожать новые слухи и новых жителей. В романе «Троеточие…» – заключительной, четвертой части «Одесской саги», – казалось бы, расставлены все точки в истории многодетной семьи Ивана и Фиры-Иры Беззуб, которые еще в начале ХХ века поселились здесь с мыслью, что это временное жилье.
«Нэцах» — третья книга «Одесской саги». Это слово означает седьмую цифру сфирот в каббале и переводится как «вечность» или «торжество» и символизирует победу и стойкость в терпении и вере. Роман «Нэцах» — про выдержку, силу и выносливость, качества, которые помогают разросшейся молдаванской семье в любых условиях, при всех властях сохранить себя, свои корни и те самые легендарные одесские пофигизм и жизнелюбие… В издательстве «Фолио» вышли первые два романа «Одесской саги» Юлии Вербы — «Понаехали» и «Ноев ковчег».
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Пораженный красотой женщины в черном, Люк влюбился в нее с первого взгляда, но прекрасные глаза незнакомки ответили лишь печалью… Отвергнут! А ведь он был бы счастлив поменяться местами с тем мальчиком, что всюду следует за ней, как тень. Ему не удастся изгнать из сердца чувство к окутанной тайной Козиме! Эта любовь способна победить смерть…
В сердце андалусской красавицы Мерседес жила всепоглощающая страсть к великому испанскому искусству фламенко и к гитаристу Хавьеру, который разбудил ее талант и чувства. Война разлучила влюбленных навсегда, но через много лет дочь Мерседес, Соня, возвращается на родину матери, чтобы история обрела завершение...
Сколько стоит жизнь 14-летнего мальчишки? Полкроны! Ровно столько получал сержант-вербовщик за каждого несовершеннолетнего бойца, вчерашнего школьника. Беспощадным, как сама война, депутатам английского парламента нет дела до слез Марты, давно не знавшей иной любви, кроме материнской. Но, когда линия фронта обагрится кровью ее сына, ее Джо, она найдет в себе силы для борьбы!
Если ты потерял все, чем дорожил, и встал по ту сторону закона; если обезьяна ведет с тобой философские разговоры, а маньяк-начальник отрезает тебе ухо – не отчаивайся. Это твой путь к просветлению. Сядь на берегу моря, выпей виски и расслабься. Когда жизнь катится в пропасть, подтолкни ее. Когда реальность выворачивается наизнанку, пошли ее к черту.