Ночью на вокзале - [20]

— А у меня игрушки есть интересные. Вот не покажу тебе!

— Ну и не надо!

— Спать так рано завалился — ха-ха!

— Иди, иди отсюда, спать хочу, — пробормотал Бабу и заснул.

2

В мастерской Бабу приходилось трудно, Гауринатхам то и дело напускался на него с руганью. Однажды к мастерской подошла Ганги. Она наигрывала какую-то мелодию на губной гармошке.

— Где купила? — с завистью спросил Бабу.

— На ярмарке в Гудеме.

— И я себе куплю.

— А у тебя деньги есть?

— Найдутся.

— И я с тобой пойду! — оживилась Ганги.

— Отец тебя заругает.

— А он уехал.

Лицо Бабу просияло.

— Вот здорово. Тогда давай завтра!

Дети шли по дороге в Гудем, взбивая босыми ногами красную пыль. Бабу солгал девочке: денег у него не было. Ну да ладно!

Ярмарка привела обоих детей в восторг, такая разноцветная, как радуга!

— А вот и гармошки, давай купим! — воскликнула Ганги.

Бабу придирчиво повертел в руках губную гармошку:

— Сколько стоит?

— Три анны.

Бабу похлопал ресницами и изобразил серьезное раздумье.

— Ну, покупаешь? — спросила. Ганги.

— Подожди здесь. Сейчас вернусь.

Бабу смешался с толпой, пристроился за спиной хорошо одетого господина и осторожно запустил руку в его карман.

— Вор, вор! — закричал тот, схватив Бабу за руку.

Ганги увидела, что вокруг Бабу столпились люди, услышала звук пощечин. Через некоторое время плачущий Бабу выскочил из толпы. Вся рубашка его была в пыли.

— Больно побили? — сочувственно спросила Ганги.

— Ничего, — мужественно ответил Бабу.

Они поплелись домой по той же, покрытой красной пылью дороге. Бабу был мрачен и молчалив, как низвергнутый с престола раджа. Когда они дошли до здания мастерской, Ганги протянула Бабу свою гармошку:

— Возьми, поиграй!

— Не надо.

— Ну, возьми! — жалобно повторила Ганги.

— А ты отцу ничего не скажешь?

— Не скажу.

— Верно?

— Честное слово.

Бабу поднес к губам гармошку и заиграл на ней бойкую, живую мелодию. В такт музыке качались ветви деревьев сарви вдоль дороги.

3

Работа в столярной мастерской кипела. Знойный ветер обдувал разгоряченные лица рабочих. Сам Гауринатхам, обливаясь потом, распиливал и обстругивал доски. Бабу усердно заколачивал большие гвозди.

Вдруг Гауринатхам яростно накинулся на пильщика, I криво отрезавшего брус. «О чем ты думаешь, негодяй, ведь этот брус сотни рупий стоит!» Хозяин схватил работника за горло, у того почернело лицо. Гауринатхам с сожалением выпустил пильщика и, злобно сопя, вернулся к своей работе.

Бабу до смерти напугался. Ему было плохо. Горячий ветер обжигал тело, мучила жажда. Работа сначала казалась нетрудной, но скоро Бабу почувствовал, что она ему не под силу. Ладони у него распухли и болели. Гауринатхам неслышно подошел к Бабу и сильно дернул его за волосы.

— Гвоздь у тебя согнулся, не видишь, что ли? Ты, должно быть, спишь за работой? — прошипел он.

— Бездельник, сын осла! Разве так работают? — откликнулся Виранна.

— Руки распухли, — оправдывался Бабу.

— Эта работа не по тебе, — решил хозяин. — Иди принеси распиленные брусья с улицы.

Жара палила. Бабу хотелось плакать. Ноша была тяжелой. Мальчик покачнулся и упал. Гауринатхам и Виранна подбежали к нему.

— Очень тяжелые! — робко пожаловался мальчик, глядя на раскатившиеся толстые обрубки.

Гауринатхам с искаженным от гнева лицом замахнулся черной волосатой рукой, Бабу съежился, но тут раздался громкий крик Венканны:

— Эй, Бабу, тут твоя тетка пришла!

— Ну, ладно, — прохрипел Гауринатхам, — на этот раз сойдет тебе с рук… Подбери, что рассыпал!

Малакшми, едва увидев Бабу, начала отчаянно браниться:

— Ах ты негодник! Сбежал из дому и вестей о себе не подаешь!

Гауринатхам посмотрел на нее удивленно. Он думал, что Бабу сирота и никто на него прав не предъявит.

— Коли так, возвращайся к тетке, — заявил он мальчику.

— Не хочу… И дом и еда там поганые… Тетка дерется, и муж ее тоже…

— Вот как ты! — захлебнулась гневом Малакшми. — За мое добро… Мать проститутка, его маленьким бросила, отец умер. Мы приютили, а он…

Женщина ушла, Бабу снова стал собирать и носить обрубки. Солнце склонялось к западу, стало прохладнее.

— А ну, скажи, сколько мужчин твоя мать имела? — ехидно спросил у Бабу Виранна.

— Ах ты…! — грязно выругался мальчишка.

— Ну, сколько их было, скажи-ка? — не отставал тот.

Мальчик снова выругался. Виранна вдруг оскорбился и пошел на него со сжатыми кулаками. Бабу в испуге убежал.

— Эй, Ганги, дай мне поиграть немного на гармошке! — выкрикнул он у порога дома Гауринатхама.

— Не дам… это моя!

— Ты же мне подарила!

— Ты плакал, вот я и подарила… понарошку…

— У-у… Подлая… — пробормотал Бабу, убегая.

Вечером Ганги нашла Бабу спящим на земле под деревьями сарви.

— Дурак… Почему на земле спишь? — спросила она тоном старшей.

— Нечаянно заснул… — Бабу сел, протирая глаза. — Смотри, что у меня есть, — сказал он, доставая из травы старый ржавый серп.

— Зачем тебе? — удивленно спросила Ганги.

— Виранну зарежу, — захохотал Бабу.

— А у меня есть большой нож. Он, наверно, лучше.

— Верно?

— Ага.

— Пойдем, дай мне его, Ганги.

Дети направились домой с твердым решением убить Виранну. И как ни велика была обида Бабу, от сочувствия и поддержки Ганги ему стало легче на душе.

4

Гауринатхам не спускал глаз с Бабу, поминутно одергивал его.