Ночные видения - [35]

Топ, топ, топ, топ.

Сердце словно проваливается, и она обеими руками хватается за край стола. На шее выступает пот.

Топ, топ, топ, топ.

Она не могла определить, откуда доносятся звуки. Эхо разлеталось во всех направлениях с четким ритмом тикающих часов. Она просидела долго, не замечая времени, не обращая внимания на то, что другие студенты уже ушли. На столе перед ней валялись, будто разбросанные порывом ветра, листки с пометками по конституционному праву. Из-под завалов из книг и бумаг едва виднелись пустая бутылка воды и пакетик миндальных «М&М».

Звуки остановились. Она оглянулась.

Ничего. Лишь высокие стеллажи, отбрасывающие короткие тени.

Она вернулась к работе.

Саманта почувствовала его запах еще до того, как он схватил ее сзади. Пот и масло для смазки. Так пахли рабочие в мастерской, где ей ремонтировали машину и меняли масло. Толстая гладкая рука обхватила ее за шею, точно удав. Дышать стало трудно, и она попыталась освободиться, вцепившись в запястье.

Он одним движением сдернул ее со стула и швырнул на пол. Голова ударилась обо что-то твердое.

Белая вспышка. Когда в глазах прояснилось, Саманта увидела, как серебристое лезвие взрезает ее желтую блузку из хлопка.

Его ладонь сдавливала ей горло. Живот становился теплым и липким, и ей казалось, будто она погружалась в пол, словно это был не пол, а зыбучий песок. Что-то тяжелое накрыло ее.

— Я пометил тебя. — Голос ровный и глубокий. — Теперь ты моя.

Саманта помнит, как он наклонился к ней и его лицо едва не коснулось ее лица. Она помнит желтовато-зеленые глаза и полные с фиолетовым оттенком губы. Горячее дыхание. Запах смазки.

Потом стало темно.

Когда она пришла в себя, над ней стояли на коленях молодой мужчина и незнакомая женщина. Еще кто-то побежал вызывать полицию и «скорую помощь». Позднее ей сказали, что это тоже были студенты с юридического. Женщина забыла на столе очки и вернулась с друзьями, чтобы забрать их.

Человек, напавший на Саманту, убежал, должно быть, услышав их голоса. Его никто не видел, но ее они заметили — она лежала на полу. Блузка потемнела от крови. Па белых плитах пола растеклись красные лужи.

Топ, топ, топ, топ.

Шаги приближаются и замирают у двери. Все стихает. Саманте становится жарко.

— Да? Кто там? — спрашивает она, но голос едва слышен в этой звуконепроницаемой комнате.

Снова шаги. Теперь в противоположном направлении. Ровные, неторопливые, уверенные. Саманта переводит дыхание и говорит себе, что бояться нечего. Начинает дышать. Звуки в коридоре растворяются в тишине.

Она снова возвращается к письмам.

Страх Гольдберга, похоже, уменьшился после того, как через несколько месяцев в замке побывал Бах. Место страха понемногу занимает любопытство, которое пробудили в музыканте алхимические изыскания графа.

5 октября 1741 года

Дорогой брат!

Великий И. С. Бах побывал здесь, в этом замке, несколько дней назад! Я представился и даже сопроводил его в гостиную. И сейчас моя рука все еще дрожит от волнения.

Граф попросил гостя сочинить пьесу, которая помогала бы ему засыпать. Понимаю, насколько абсурдно это звучит, но граф говорил с ним абсолютно серьезно и с полной искренностью. И Бах согласился попробовать. А пока граф ежедневно призывает меня на помощь в своих трудах. Он слишком ослаб, чтобы справляться со всем самому.

Вчера он указал на какие-то пузырьки со снадобьями и сказал:

— Вот как это начиналось, Гольдберг. С поиска.

— Поиска чего?

— Вечной жизни. Именно ее обещает Бог праведникам, тем, кто в состоянии всю жизнь дожидаться Судного дня.

— Не понимаю.

— Я был нетерпелив. Боялся забвения. Просил Бога позволить мне жить вечно. Я был готов претерпеть любые муки, любую боль ради того, чтобы остаться здесь, где я знаю, чего ожидать.

После этого он замолчал, и мы продолжили работу.

Я вспомнил о несчастных, описанных в книге Свифта, о тех существах, которые жили вечно, но не переставали стареть. Глядя, как приходят в упадок тело и душа, они впадают в печаль и начинают плакать на каждых похоронах, завидуя тем, кто умирает. Но на самом деле граф не таков. Он жертва не судьбы, но собственных деяний.

Я узнаю новый мир, мир, о котором никогда ничего не знал. В этом мире есть силы, которые ты и представить себе не можешь. Будь здоров и пиши поскорее.

Твой брат И.

Прежде чем вернуться в начале ноября в Лейпциг, Бах приносит графу свои «Вариации». И вот последнее за последующие шесть месяцев письмо Гольдберга.

16 ноября 1741 года

Карл!

Бах сочинил для графа чудесные вариации. Его музыка настолько совершенна, что я начинаю презирать себя — как будто красота его пьесы посмеялась надо мной, над теми причинами, которые я придумываю для оправдания собственных неудач. Почему я должен служить этому озлобленному человеку? Если бы у меня были время и свобода, чтобы заниматься только сочинением музыки! Я способен на большее, намного большее и тем не менее свыкся со своим положением.

Поведение графа изменилось в худшую сторону, и слуг с каждым днем охватывает все больший страх.

По мере того как возрастает моя враждебность к нему, крепнет и моя симпатия. Теперь мы связаны с ним как братья. Впервые я понимаю его стремление к чему-то большему, потребность в том, что находится за пределами этой жизни. Будь здоров.