Ночные видения - [12]

— Привет, — говорит Саманта, и сидящие на стульях негромко представляются.

Разговор идет ни о чем, им просто надо заполнить неловкую тишину до прихода доктора Клея.

Фиби, виолончелистка в молодежном симфоническом оркестре, оставляет впечатление энергичной и несколько несобранной — наверное, из-за всклокоченных влажных кудряшек — девушки. Говоря о дожде, репетициях и взлетевших ценах на артишоки — все это на одном дыхании, — она то и дело нервно трогает лицо и расправляет складки на длинном платье. Поток слов сопровождается постоянными улыбками, так что вскоре у Саманты начинается легкое головокружение.

Когда Фиби наконец умолкает, паузу заполняет сидящий рядом с ней мужчина.

— Артемус Бичер. Или просто Арти, — ворчливо произносит он и протягивает длинную худую руку.

Пальцы у него сильные, но смотрит он в сторону. Фиби и Саманта ждут продолжения, однако мужчина сидит молча, опустив голову и разглядывая пол под ногами. После недолгой паузы Саманта называет себя и рассказывает о своей работе в юридической конторе, а не о проблемах со сном. Похоже, они все предпочитают избегать этой темы, но что заставляет их молчать — стыд или страх, Саманта не знает.

Она вспоминает, как первый раз позвонила доктору Клею. О проводимых им исследованиях Саманта узнала относительно недавно, когда проходила курс лечения в Оклендском институте сна. По словам тамошних врачей, доктор Клей считался одним из ведущих в стране специалистов по расстройствам сна. Удостоенный нескольких титулов и наград как ученый-исследователь, автор большого числа публикаций, он за последние десять лет помог сотням пациентов и теперь готовился к очередному эксперименту. До сегодняшнего дня Саманта разговаривала с ним лишь дважды. Оба раза по телефону. Тогда она не стала задавать много вопросов. Откровенно говоря, она была готова попробовать что угодно.

Саманта все еще не думает о себе как о человеке, который обращается за помощью. Она уж и не помнит, когда, до появления проблем со сном, в последний раз была у врача. Даже к приему адвила, который ей прописали от головных болей, она отнеслась настороженно. Вначале Саманта попыталась справиться с бессонницей примерно так же, как с простудой, и обратилась к классическим средствам — правда, в данном случае не к апельсиновому соку и отдыху, а к физическим упражнениям (возобновила занятия фехтованием) и исключила из рациона продукты, содержащие кофеин. Лучше, однако, не стало.

На протяжении трех месяцев она спала лишь по нескольку часов в сутки и в результате даже на работе чувствовала себя сомнамбулой. Саманта не делилась своими проблемами ни с друзьями, ни с коллегами, потому что не хотела ни сочувствия, ни советов непрофессионалов. Она хотела спать.

Постепенно другими стали и ночи. Саманта начала просыпаться в самых разных и совсем не подходящих для сна местах: на полу в ванной, под кухонным столом, на диванчике в гостиной. Приходя в себя, она смутно помнила, что ложилась в постель, но помимо этого — ничего. Затем, примерно десять недель назад, что-то — как будто удар электрического тока — вырвало ее из жуткого кошмара, и Саманта обнаружила себя в собственной машине. Ветровое стекло запотело от ее дыхания. Пальцы вцепились в рулевое колесо с такой силой, с какой тонущий пловец цепляется за спасательный плотик, а из распухших суставов сочилась кровь. На правом предплечье краснели три длинные царапины. Сама того не сознавая, она приехала к церкви, припарковалась перед входом и выключила двигатель. Пижама была перепачкана кровью, босые ноги посинели от холода. Домой Саманта ехала, дрожа не столько от холода, сколько от страха. Часы показывали 4.19, когда она забралась в постель, съежилась под одеялом и так, не смыкая глаз, пролежала до рассвета.

Несколько часов спустя Саманта позвонила в Оклендский институт сна.

Она так и не узнала, где и как поранила руку, и на протяжении последующих недель эти порезы оставались единственным веским, убедительным доказательством того, что все случившееся не было только сном.

Доктор Клей начинает говорить, едва войдя в конференц-зал. Ни вступительного слова, ни ободряющей улыбки. Его коричневые носки не очень-то гармонируют ни с брюками, ни с твидовым пиджаком, а полосатый галстук интересен не более чем стены коридора. Он напоминает Саманте университетского профессора английской литературы, только вместо потрепанных, с загнутыми уголками романов доктор Клей приносит папки и желтый блокнот.

— Вы пришли сюда потому, что все остальное не дало результатов.

Голос у него не громкий и не мягкий, но в нем есть некая сила, которая придает Клею непоколебимую уверенность и властность. Чувствуется, что доктор с уважением относится к тому, о чем говорит, как человек, ценящий силу слов и ожидающий того же от других.

— Каждый из вас страдает от той или иной формы бессонницы или инсомнии и парасомнии, то есть состояния, при котором люди как бы разыгрывают собственные сны. Как вам известно, парасомния проявляется по-разному в зависимости от стадии сна, на которой вы пребываете. Наиболее тяжелым и потенциально опасным типом парасомнии является ночной кошмар. На своих ранних стадиях это расстройство нарушает сон и приводит к разного рода действиям как в полусонном, так и в сонном состоянии: чаще всего это хождение во сне, скрежет зубами и тому подобное. Со временем, как в случае со всеми вами, симптомы проявляются острее и острее. Вы внезапно и с криком просыпаетесь, вам страшно, вы не можете вспомнить, что снилось, не знаете, как оказались на улице, откуда у вас синяки или порезы. На наиболее продвинутых стадиях данное расстройство становится причиной припадков или же ведет к физическому насилию, направленному против вас самих и других людей. — Доктор Клей ненадолго умолкает и поочередно смотрит на каждого из пациентов. — Вот почему мы здесь — наша цель взять