Ночные туманы. Сцены из жизни моряков - [86]

И вдруг боль, словно придя из ночного тумана, вцепилась в лопатку, в плечо, потом ударила в ногу…

— Товарищ адмирал, помочь вам спуститься вниз? — участливо склонился к нему Строганов.

«Что он заметил? Исказившееся от боли лицо? Может быть, я застонал?»

— С чего вы взяли? Я не хочу отдыхать.

— А мне показалось…

— Да, вам показалось, я не устал.

Ему пришлось прокричать эти слова. Иначе бы Строганов их не услышал.

И он не сошел с мостика до тех пор, пока не почувствовал, что ему надо принять эти мерзкие капли, а для того чтобы принять их, надо откупорить пузырек, найти стакан или рюмку, накапать, залить их водой… Значит, надо спуститься в каюту.

И он ушел с мостика без посторонней помощи, сам, и никто не заметил, с каким трудом он спускался по трапу.

Принял лекарство и тяжело упал в кресло, чтобы просидеть в нем совсем неподвижно десять минут или тридцать, а может быть, целый час…

А потом он опять поднялся на мостик, в ночной, уже начинавший рассеиваться туман и увидел Строганова, сосредоточенного и все такого же свежего, как будто поход не продолжался двенадцать часов.

И хотя на ветру, разгонявшем туман, дышалось легко, Сергей Иванович решил: придется идти к эскулапам. Капитан-лейтенант Говорущенко провоевал всю войну, скрывая от всех порок сердца, и выходил в атаки с больным сердцем, но то было во время войны. А сейчас — имеет ли право он скрыть?

И вот Сергей Иванович выполнил все, что ему полагалось: раздевался, ложился, садился, вставал и поеживался от охватившего его холодка. Его выслушивали, выстукивали, просвечивали, снимали кардиограмму. Наконец все было закончено. Его судьба решена. И не в его пользу, хотя лицо у врача было веселое.

— Ну, что? — спросил адмирал.

— Я думаю, вам лучше всего отдохнуть, подлечиться, полежать у нас в госпитале. Как раз освободилась палата для одного. Вам будет спокойно, как в санатории, товарищ адмирал.

— И долго, вы думаете, придется мне вылежать?

— Я полагаю, не меньше двух месяцев.

— Значит, дело серьезное?

— Ну, не сказал бы, что очень.

— Я, полковник, привык говорить в глаза правду.

И не боюсь правды, сказанной мне.

— Вам необходимо долго и серьезно лечиться.

— Когда я должен к вам лечь?

— Чем скорее, тем лучше.

— Сегодня?

— Ну, зачем. Можно завтра. Даже послезавтра.

— А если я откажусь?

— В вашем положении — это риск.

— Ну, а после? После того как я отлежу у вас дватри месяца, отставка? Не отводите, полковник, глаза.

— Вы сами сказали, товарищ адмирал, то, что я мог бы сказать вам…

— Спасибо. Люблю морской разговор. Приготовьте вашу одиночную камеру. Я приду послезавтра с утра. Не беспокойтесь, мое слово твердо.

Сергей Иванович оглядел белые стены:

— Мне, очевидно, долго придется их видеть…

Вот и все.

Сергей Иванович шел берегом, вдоль госпитальной стены, и весь город лежал перед ним на том берегу Южной бухты. И он видел Морской завод, на котором начинал свою жизнь вместе с Севой и Васо. Он видел корабли, населявшие Южную бухту, стоявшие у причалов, и Графскую пристань, к которой бежали быстрые катерки и важные крейсеры, вросшие в воду в Северной бухте… Как стремительно летят годы, не успеешь и оглянуться. Вчера ты тут бегал юным парнишкой, пытаясь устроиться на колесные тральщики, а сегодня пора уходить на покой…

На покой? А хочется ли покоя?

Тучков спустился каменным трапом к пристани морского трамвая. Катерок покачивался, поджидая пассажиров. Легонько взвизгнув, привычно двинулся в путь.

Мордастая старуха с живой курицей в сумке внимательно рассматривала Сергея Ивановича. Может быть, это она была одной из девчушек, прибегавших на их комсомольские собрания в мастерские? Может быть, и она когда-то расклеивала на стенах листовки? Он встретился с ней взглядом — глаза у старухи были мутные и сердитые. Два молодых матроса спорили о кибернетике. Хорошенькая девчушка в матросском бушлатике держала в ладошке зеркальце и поправляла умопомрачительную прическу.

Графская пристань двигалась навстречу. Рядом с ней был причал для морских трамваев.

Надо пойти доложить начальству о том, что он выбывает из строя.

Сегодня — самый тяжелый день в его жизни.

Что ж. Когда-нибудь он же должен был наступить?

— Принимай, Филатыч, хозяйство. По приказу командующего, — удивил Сергей Иванович начальника штаба.

— Шутишь, Сергей Иванович?

— Такими вещами не шутят. Ложусь послезавтра в госпиталь.

— Надолго?

— Надолго. А потом откроют настежь ворота — шагай, Тучков Сергей Иванович, в отставку. Хватит: послужил и навоевался.

— Не верю.

— А я тебе когда-нибудь врал?

— Такого за тобой не замечено.

— Ну, то-то. Грустно, Филатыч, и тяжело, а ничего не поделаешь. Механизм поломался.

— Да, как же это, Сергей Иванович? Не утрясается у меня в голове. Служили-служили вместе — и вот…

— Всегда всему приходит конец. Ты-то еще послужишь — крепок, здоров! За тебя я спокоен. И потом — ведь не помираю же я, всегда буду под боком. Да, кстати.

Сынишка служить придет — заканчивает училище. Думаю, не подведет ни меня, ни тебя.

Бывает, что дни пролетают — не успеешь и оглянуться.

А случаются дни длиной в целый год. Такими длинными были два последних дня перед госпиталем.

Сергей Иванович обходил один за другим катера — это не было официальным прощанием, и перед ним не выстраивались команды в прощальном строю. Никакого решения об его отставке не вынесено, он просто уходит на лечение в госпиталь. Но мысленно он прощался с каждым из выращенных им командиров. Каждому из них он отдал частичку души своей, передал знания и опыт старого моряка. И эти славные Вешкин, Аристов, Строганов, комдив Забегалов. (Сергей Иванович не сомневался, что Забегалов станет когда-нибудь командовать соединением, этот человек, получивший с ранних лет флотскую, нахимовскую закалку, прошедший хорошую школу на флоте.)