Ночные рассказы - [84]

Семейство Ван Остенов на протяжении двухсот лет владело судоходной компанией, являвшейся основой их состояния. Тем не менее богатство никогда не было конечной целью семьи. Деньги для них были всего лишь прозрачным маслом, которое через фитиль благотворительности, финансирования науки и искусства, а также примерный образ жизни впитывалось, чтобы ярко гореть на благо просвещения страны и народа. К этому свету и стремилась семья.

В роду всегда было много детей, и в каждом поколении получалось так, что один или два мальчика становились продолжателями дела, а остальные выбирали профессию юриста, инженера или астронома. Все они были убеждёнными сторонниками просвещённого консерватизма, и многие из них женились на женщинах из театральной или музыкальной среды, ведь хотя мерцающий факел искусства не всегда горит ровно, он тоже излучает свет. Когда Георг ван Остен, директор и владелец судоходной компании, женился на актрисе Королевского театра Маргрете Банхоф, это стало свадьбой десятилетия, и отсвет этого события в дни Первой мировой войны стал грандиозным утешительным огнём в погруженном во тьму, оставшемся без угля Копенгагене.

Девятнадцатое столетие стало свидетелем того, как сотрясались основы института брака и как представления о семье медленно разрушались, и теперь общественность пристально наблюдала за знаменитыми супружескими парами усталым, слегка циничным, несколько недоброжелательным и вместе с тем полным надежд взглядом. В случае Георга и Маргрете Дания увидела, к своему вящему удивлению, счастье, которое росло и крепло.

У них родилось двенадцать детей, унаследовавших от отца смуглый цвет кожи, а от матери — металлически-светлые волосы, и все они — несмотря на свою непохожесть — отличались спокойной уверенностью в себе, которая, казалось, скрывает множество обещаний.

Георг ван Остен в первую треть столетия расширил и укрепил предприятие, по всему миру плавали суда компании, носившие имена членов семьи, — целый флот, несущий вместе с флагом Даннеброг[55] весть о том, что семья Ван Остен в Копенгагене нашла источник жизни и богатства.

В Королевском театре Маргрете ван Остен — родив и воспитав при этом двенадцать детей — сделала блестящую карьеру. Она обладала доселе незнакомым этому театру умением говорить «нет», и, не допустив ни одной оплошности, никогда не заискивая, не стремясь ни к чему другому, кроме постижения сути своих ролей, она, двигаясь по млечному пути светлых женских образов, достигла того положения, когда вся нация обожала её, при том что она никогда никого об этой любви не просила. Когда после празднования тридцатипятилетия работы в театре она, ко всеобщему удивлению и печали, ушла со сцены, директор Королевского театра сказал в своём выступлении после её прощального представления, что театр во времена Маргрете ван Остен мог бы отказаться от всех расходов на декорации, «потому что фру Ван Остен может, — сказал он, — без всяких вспомогательных средств, кроме нескольких софитов, чтобы нам её было видно, перенести нас в какое угодно место и в какое угодно время», — и это была скорее констатация факта, чем комплимент.

Непосредственно перед тем, как Маргрете покинула сцену, театр предоставил ей в знак признания её заслуг дом на площади Конгенс Нюторв — четырёхэтажный дворец прямо напротив самого театра. К этому времени супружеская чета была окончательно канонизирована.

Интерес датской общественности к Ван Остенам на самом деле объяснялся вовсе не теми чудесами, которые актриса совершала на сцене, а предприниматель — на семи морях, и даже не их двенадцатью детьми. Людей занимало не превращение воды в вино, а сила, творящая эти чудеса. В действительности загадочным, поразительным и исключительным в Георге и Маргрете было то, что они — и все это видели — продолжали любить друг друга и брак их был счастливым. В мире, который изголодался и исплакался в надежде увидеть прочные чувства, их любовь была словно нескончаемый радостный смех, к которому мир прислушивался сперва недоверчиво, потом нерешительно и, наконец, преисполнившись собственных надежд.

Их подвергли испытанию. В качестве друзей королевского дома Кристиан X приглашал их на приёмы во время государственных визитов, а затем и в путешествия за границу, они сопровождали короля во время поездки в северный Шлезвиг по случаю воссоединения и X. Н. Андерсена[56] — на мирную конференцию в Париж, и в речах на официальных мероприятиях их представляли как выдающихся деятелей датского бизнеса и датской культуры. Но весь мир и они сами знали, что роль их не ограничивается этим, что они приносят с собой — сначала в королевский дом, а затем в другие страны — нечто более высокое, чем богатство и культуру. В первую очередь они несут с собой любовь, мечту современного мира о счастливом браке.

Сначала на протяжении нескольких лет всем казалось, что они просто люди, общественность неусыпно следила за ними в ожидании ошибки, падения и, как следствие этого, — забвения, но за это время с именем Маргрете не оказалось связано ни единого скандала, а история судоходной компании была историей движения вперёд без каких-либо оплошностей, и где бы они ни появлялись, все сразу же чувствовали их счастье и взаимное уважение. Тогда пресса объявила Ван Остенов заповедной областью — как если бы преступник-извращенец вдруг остановился перед божественно красивым ребёнком, отказавшись от задуманного, — и тут началось их восхваление. Прежде полные подозрительности современники пытались найти все свои беды у Ван Остенов, но так ничего и не отыскали, и как же страстно мир стремится к совершенству, что готов сойти с ума от радости, стоит ему обнаружить его. Теперь Дания опустилась перед этой парой на колени. На представлениях, в которых играла Маргрете, присутствовало больше публики, чем может вместить театр, и пожарные бы запротестовали, если бы также не обожали её. На бирже выросли котировки ценных бумаг судоходной компании — неожиданное подтверждение того, что любовь может цениться на вес золота. Когда Маргрете ушла из театра, чтобы посвятить себя мужу, и когда супружеская чета одновременно решила более не участвовать в светской жизни, то Дания не почувствовала себя обманутой, напротив, теперь, когда супруги перестали пребывать в непосредственной близости от общества, они вместо этого вознеслись к небесам, где, казалось, засияли ещё ярче, став национальным символом вечного семейного счастья.