Ночные откровения - [99]

– Очень рада, что оказалась полезной, – довольно и вместе с тем смущенно пробормотала Элиссанда. – Но я вряд ли достойна твоих похвал. Ты же видел: мне снова снился кошмар. Я ни для кого не могу служить достойным примером силы духа.

– Ты пример для меня, – заверил муж. – И разве я плохо вооружился против твоих дурных снов?

– Да, как раз собиралась спросить! Откуда ты знаешь, да еще наизусть, мою любимую книгу?

– Поинтересовался у твоей матери, не помнит ли она, какие книги про Капри тебе нравились. Миссис Дуглас процитировала отрывок из твоей любимой, но запамятовала название. Так что пришлось потрудиться.

Маркиз заказал в семи книжных лавках все различные путеводители, в которых говорилось об Италии. Книги доставили в гостиницу, и по возвращении из театра Вир ночь напролет штудировал каждую страничку с упоминанием о Капри, пока не наткнулся на знакомые фразы.

– Я намеревался читать тебе книгу, пока ты не уснешь, если вдруг снова увидишь кошмар. Но потом сообразил, что для чтения потребуется свет, и заучил рассказ наизусть по дороге в Девон.

– Это… это ужасно мило, – скрипнув кроватью, Элиссанда придвинулась ближе и поцеловала мужа в губы.

– К сожалению, я помню дальше всего лишь два абзаца. Знай я, что путеводители обладают таким эротическим воздействием, вызубрил бы текст от корки до корки.

– О, кто бы сомневался! – хихикнула жена.

Маркиз зарылся пальцами в ее прохладные волосы.

– Если хочешь, я выучу – даже если мне навсегда будет запрещено соблазнять тебя историями о Капри.

Элиссанда прислонилась щекой к его щеке – обычный жест, но Вира затопила невероятная признательность.

– Подходящий ли сейчас момент извиниться за то, что я вел себя на развалинах, как набитый дурак?

С того самого дня его не переставали мучить угрызения совести.

Элиссанда немного отодвинулась, чтобы заглянуть мужу в глаза.

– Только если сейчас подходящее время для моих извинений за то, что принудила тебя жениться.

– Значит, я прощен?

– Уже давно, – уверила жена.

Раньше Вир полагал, что простить – означает оставить обиду безнаказанной. Теперь он наконец-то понял: прощение относится не к прошлому, а к грядущему.

 – А я? Я прощена? – с ноткой тревоги в голосе спросила Элиссанда.

– Да, – ответил Вир, вложив в короткое слово все свое сердце.

Прерывистый выдох выдал ее облегчение.

– Теперь мы можем двигаться дальше.

Теперь можно обратиться к будущему.

Глава 22

– А что означает «Pedicabo ego vos et irrumabo»? – поинтересовалась Элиссанда, поднимаясь по крутой тропинке, ведущей на вершину холма.

Рассвет был ясным и солнечным. Открывшийся великолепный вид на первозданные утесы и бурное море пленял с первого взгляда.

После завтрака супруги наняли экипаж и отправились в Комб-Мартин, ближайшее к Скалам Висельника селение, а уже оттуда пошли пешком по дорожке между зеленеющих пустошей, где пощипывали травку белошерстые козы.

Маркиз как раз отпивал глоток воды из захваченной в дорогу фляги. При этом вопросе он поперхнулся точно так же, как его младший брат в тот вечер, когда прозвучавшая фраза была выдана за девиз семейства абингдонских Эджертонов. Элиссанде пришлось хорошенечко стукнуть мужа по спине, чтобы тот смог вдохнуть.

– Бог мой, ты еще помнишь это? – одновременно отфыркивался и хохотал Вир.

– Ну, конечно. Только это вовсе не фамильный девиз, правда?

– О, нет! – скорчился от нового приступа веселья маркиз. – По крайней мере, очень на сие надеюсь.

Она обожает смех этого мужчины. Тем более что ему пришлось преодолеть такой долгий и одинокий путь к этому счастливому дню, когда они могут рука об руку наслаждаться прогулкой по западному побережью.

– Тогда что же это? – подняв шляпу Вира, свалившуюся на тропинку, и пригладив мужу волосы, Элиссанда водрузила головной убор обратно, долго подбирая нужный угол: она ведь пока мало знает о мужской манере одеваться.

– Это строка из стихотворения Катулла, наверное, самого непристойного, которое ты могла бы прочесть в своей жизни, – ответил маркиз, заговорщицки понижая голос. – Настолько неприличного, что сомневаюсь, опубликуют ли когда-нибудь его перевод[64].

– Даже так? – необходимо разобраться досконально. – Рассказывай.

– Воспитанной леди вроде тебя не подобает о таком спрашивать, – поддразнил муж.

– Воспитанному джентльмену вроде тебя не подобает увиливать от ответа, иначе воспитанная леди будет вынуждена обратиться к твоему брату.

– О-о-о, шантаж!.. Мне нравится! Ну что ж, если тебе любопытно, то первый глагол относится к содомии, – Вир снова разразился смехом, на сей раз от выражения лица Элиссанды. – Не смотри на меня так – я предупреждал, что стихотворение грубое.

– Очевидно, я вела чересчур затворническую жизнь. В моем представлении грубость – это обозвать кого-то мерзким и глупым. А есть и второй глагол?

– Разумеется, вскорости за первым. Он тоже относится к способу соития, конечно, не такому скандальному, но, тем не менее, при его упоминании дамская компания дружно потребует нюхательные соли.

– Кажется, я знаю, что это, – протянула жена.

От изумления маркиз на шаг отступил.

– Нет, ты никак не можешь знать.

– Знаю-знаю, – самодовольно пропела Элиссанда. – В ту ночь, когда ты напился, как свинья, то упоминал о прерванном акте. И заявил, что если будешь по-настоящему в плохом настроении, то заставишь меня проглотить твое семя.