Ночные легенды - [41]

Где-то через неделю после моего ухода из школы Монтегю к нам в дом с визитом и разговором явился директор. Отец был на работе. Мама угостила его чаем с коржиками, но на предложение взять меня обратно директор получил вежливый отказ.

– Об этой потере мы будем сожалеть, миссис Дженкинс, – сказал он в итоге, запахиваясь в длинный темно-синий плащ. – Ваш сын мог бы сделать в нашу школу весомый вклад. Новые мальчики, так сказать, из народа – это же буквально наша животворная кровь, разве вы не понимаете? Ладно, разрешите вашему сыну хотя бы проводить меня до ворот. Мне бы хотелось на прощание кое-что ему сказать.

Мама непререкаемо подтолкнула меня пониже спины, и я был вынужден поплестись за темной, сухопаро-высокой фигурой мистера Лавкрафта к садовой калитке. Возле нее он остановился и пристально на меня посмотрел.

– Вашей матери, Дженкинс, я сказал, что вы для нас существенная потеря.

Он ухватил меня за плечо, и я в очередной раз ощутил, что он как бы пробует мою плоть на ощупь.

– Но помяните мои слова, Дженкинс: своей участи в конечном итоге вам не избежать. Так или иначе, вы нам все равно достанетесь.

Он подался ко мне так близко, что я разглядел кровяные жилки в его глазах.

– Потому что, как и все представители вашего крепкого, верного сословия, вы, Дженкинс, полны того содержимого, что делает Британию великой.

Горнило

Когда-то компания «Тибо» выпускала локомотивы и вагоны для железных дорог – знаменитые фирменные экспрессы, что мчались по железным путям всего Северо-Востока: зеленые вагоны в Уикассет и Квебек, красно-зеленые в Сэнди-Ривер, желто-зеленые в Брайтон и Сако. А затем железные дороги начали закрываться – сначала, в сороковые, ушли узкоколейные; затем, в пятидесятые, стандартные, и поезда из Бостона больше не пускались в путь на север. Юнион-стейшн, некогда крупнейший железнодорожный узел в этой части света, исчез с карт, а вместо него поднял голову уродливый торговый центр. Единственным напоминанием о великих поездах, когда-то гордо отчаливавших от перронов, были заброшенные рельсы, а их знаменитые спальные вагоны нынче ветшали, гнили и порастали темными сорными травами. Компания «Тибо» закрыла двери, а ее здания оказались в запустении – окна разбиты, в крышах дыры. Во дворах, прорываясь сквозь щели в асфальте, вольно росли травы, водостоки наполнял мусор, а по стенам струились грязь и дождевая вода. Временами поднимались разговоры, что надо бы снести все к чертовой матери, а построить что-нибудь новое и впечатляющее, но город пребывал в упадке, и никак не находился инвестор, готовый вкачивать деньги в экономический эквивалент разверстой могилы. В конце концов на подъездах к городу поднялись все те же торговые центры, обезлюживая центр, приглашая толпы на крытые улицы, купающиеся в искусственном свете, где пожилые пешеходы могли отгородиться от мыслей о бренности без тревог о стихии и свежем воздухе.

Затем, лет десять назад, город угасать перестал. Кто-то, у кого хоть на йоту было ума и воображения, смекнул, что порт с его красивыми старинными зданиями и мощеными улочками, ведущими в док, сам по себе достаточная гарантия его сохранности и привлекательности. В самом деле, ведь не каждый же бизнес закрыл лавочку и перебрался в пригороды. Оставались и старые бары, и пара-тройка магазинов, и даже закусочные с кафетериями. Так вот, вскоре они оказались в тесном соседстве с модными сувенирными магазинчиками и мини-пивоварнями, а заодно в компании новых пиццерий, где в ассортименте был не только сыр одного сорта. Не обошлось, разумеется, без нытья и сетований, что порт, дескать, оказался принесен в жертву туристскому доллару, но, по правде-то говоря, старожилам местными видами тоже хвастаться не приходилось – или подзабыли? Такая ностальгия, она в основном от тех, кому не приходилось беречь каждый заработанный четвертак, вкалывая единственно на покрытие аренды и выпивку в баре, или кто открывал магазинчик и сидел в нем день-деньской, мечтая хотя бы пару раз за день что-нибудь продать да заодно потешить себя разговорцем.

Довольно скоро визитеры на улицах стали не выводиться больше чем по полгода, а старый порт превратился в интересное смешение рыбаков за работой и зевак-туристов, тех, кто помнил плохие времена, и тех, кто от грядущего ждал только позитива. Застройка начала выползать уже за естественную черту старого порта, и было решено заново открыть двор компании «Тибо», теперь уже как технопарк. Старые краснокирпичники преобразовались в специализированные инженерные сооружения, офисы кораблестроителей, музей паровозов. Снова задышала узкоколейка – в оба конца береговой линии, с начала лета и чуть ли не до Рождества, когда, насмотревшись городской иллюминации, отбывают последние туристы. Город не сказать чтобы кишел, так как рабочие будни в нем проходили по большей части неброско, внутри и под крышей. Днем здесь было достаточно тихо, а к ночи и вовсе наступало затишье, и лишь ветер завывал вдоль бухты, принося с собой отдаленное уханье волн и гудки судов, пронизывающих темь. Одним они казались ободряющими, другим, наоборот, гласами вопиющего в пустыне, в зависимости от текущего настроения.