Ночные гонцы - [38]

Джоанна, в свою очередь, тоже вышла из себя. Он видел, что она ищет слова, чтобы посильнее его задеть.

— Ты скотина! Ты хочешь здесь остаться из-за этой мерзкой девки Лэнгфорд! Ты нарочно раздразнил меня, чтобы я начала мечтать обо всех вещах, которые мне так нужны и которых у меня никогда не будет! Это ты посоветовал этой черномазой не приглашать меня на тигровую охоту! А я специально сшила два костюма, потому что была уверена, что она меня обязательно пригласит, раз уж ты там по службе, и всем об этом рассказала, и какой же я себя потом чувствовала дурой, и как злорадствовала миссис Кавершем! Это все ты виноват!

Лэнгфорд? Кэролайн Лэнгфорд? А она-то тут причем? Он изумленно уставился на Джоанну. Вдруг он вспомнил встречу с Викторией де Форрест у водопада. Он вскочил на ноги и схватил ее за плечи.

— Заткнись!

Он сильно тряхнул ее.

— Послушай! Кэролайн Лэнгфорд изводила меня всяким идиотским вздором о старом радже и Серебряном гуру, и я не мог ее остановить. И все! Меня это не интересует. Она мне даже не нравится. И потом, ты, должно быть, слыхала, что за ней ухаживает де Форрест.

Она хитро глянула на него:

— Это не более нелепо, чем твои гадкие намеки на мистера Делламэна. И он не трус — он растянул лодыжку.

— Само собой!

Родни издевательски рассмеялся.

— Но сначала бросил все еще заряженную винтовку, и пробежал ярдов сто с прямо-таки выдающейся для человека его возраста и веса скоростью.

— А тебе было обязательно надо изобразить героя? Из-за меня ты бы так не поступил. Если бы тебя убили, на что бы я стала жить? Мне пришлось бы пойти в портнихи! А о будущем Робина ты подумал? Ты никак не угомонишься — у тебя совсем нет чувства ответственности. И с чего это ты носишь этот нелепый огромный рубин? Это она его тебе подарила? Мне говорили, что она вечно строила тебе глазки.

— Опять эта чертова кукла!

На этот раз ей удалось попасть в цель, но ничто не заставило бы его снять кольцо. Изо всех сил сдерживаясь, он ухитрился сказать вежливым тоном:

— Вот что, Джоанна, выбирай что-нибудь одно. Если уж я так очарован Рани, почему бы мне не согласиться на ее предложение — тем более, что ты любезно согласилась оставить меня в Кишанпуре одного.

— Ну, ты ведь этого не знал, когда отказывался.

Он отпустил ее, выпрямился и усилием воли унял дергающийся уголок рта.

— Джоанна… я не знаю, что с нами происходит. Давай постараемся…

— Зато я знаю! Ты никогда не повзрослеешь, и я это поняла. И ты слишком много пьешь. Об этом уже все говорят.

Его бешенство испарилось, он чувствовал только вялость и изнеможение. Он тяжело опустился в кресло:

— Прости, Джоанна. Я сам знаю, что никак не угомонюсь. Порой, когда мне удается убедить себя, что вся эта рутина и возня чего-то стоят, все в порядке. А потом я внезапно осознаю, что завяз в трясине мелочей, и мне уже не выбраться. Я не так уж много пил, пока был в Кишанпуре, потому что там у меня было настоящее дело и оно меня… захватило, что ли.

— Что такого захватывающего есть в Кишанпуре, чего не было бы здесь? И если тебе так нравилась эта работа, почему ты отказался от еще более интересной?

— Я должен был.

Ему захотелось рассказать ей обо всем, что он сделал и передумал, излить перед ней душу, и тем самым хотя бы отчасти искупить боль, которую он причинил Шумитре. Но он только бы оскорбил еще и Джоанну, и ничем бы не помог Шумитре. Джоанна решила бы, что он выставляет напоказ свою измену для того, чтобы унизить ее.

Он сказал:

— А что касается мисс Лэнгфорд — достаточно поглядеть на нее!

Это подействовало — с лица Джоанны стало сходить раздражение. Внутренний голос прокричал в голове у Родни: «Свинья! Свинья!» Кэролайн вовсе не была такой уж дурнушкой, хотя и не походила на красотку с конфетной коробки. Из-за правильных черт ее лицо было из тех, что не меняются в возрастом, и к старости она должна была производить сильное впечатление. Но она не имела отношения к этой ссоре и была втянута в нее только благодаря пущенной Виктории де Форрест сплетне. С Джоанной ему суждено жить до конца дней и он должен сделать ее счастливой, если сможет. Для того, чтобы выпутаться из мерзкой свары, годилось любое средство.

— Да она просто уродина! И у меня есть ты… иногда. Я сказал ей, что не желаю иметь ничего общего с ее глупостями. С этим покончено, так же, как с Кишанпуром. Я постараюсь остепениться, действительно постараюсь.

— Ах, Родни, ты обещаешь? И, пожалуйста, будь полюбезнее с мистером Делламэном — он так много может для нас сделать. Дорогой, я устала. Пойдем спать?

Она накрыла ладонью его левую руку, и он медленно поднял правую и положил поверх. Кровь прилила к его шее, потом бросилась в лицо. Он встретился с ней взглядом, моля о том, чтобы в ее глазах не было гнева. И если бы он увидел в них какие-то следы подлинной любви, или хотя бы непритворное физическое влечение, то испытал бы боль — было уже слишком поздно, он покинул ее навсегда. Он закусил губу и торопливо погасил лампу. Все было в порядке. В глубокой мерцающей синеве ее глаз стояла стена пустоты.

гл. 9

Прошло десять дней и Кишанпур удалился на тысячи миль — казалось, что прошли сотни лет с тех пор, как некто, носящий его имя, убил тигрицу и лежал с Шумитрой на алых подушках. Он почти не видел Хаттон-Даннов и совсем не видел Кэролайн Лэнгфорд. Сонный поток полковой жизни унес прочь сплетню, распущенную о нем Викторией и ей на смену приплыли новые, более свежие толки: ухаживание де Форреста за Кэролайн, роман Виктории с Хеджем, новая индийская наложница Гейгана, выздоровление Тома «Еще бутылочку» от белой горячки, и заявление его дочери Рэйчел о том, что ей было небесное видение.