Ночной поезд в Мемфис - [138]

— Да, рада. Привет, Шмидт.

— Griiss Gott, — официально произнес Шмидт. — Помогите-ка разобрать все это. Мы собираемся устроить вечеринку.

— Надеюсь, «мы» — это вы и я? — Я последовала за ним на кухню. Цезарь и Клара, разумеется, тоже. Они знали Шмидта. Когда он стал распаковывать свертки, я поняла, что закупки сделаны в «Дельмайере» — знаменитом мюнхенском магазине деликатесов. — Мне больше никого не хотелось бы сегодня видеть.

— Я пригласил еще одного гостя, — признался Шмидт. Он безуспешно сдерживал улыбку, но я уже догадалась, что скажет дальше: — Однако, думаю, ему вы тоже будете рады.

Я медленно потащилась за Шмидтом обратно в комнату и там остановилась как вкопанная — полагаю, это подходящее выражение, — потому что в коридор вошел он. Думала ли я в тот краткий момент о том, как жутко выгляжу? Разумеется. Я не раз представляла себе эту встречу. В мечтах я видела себя в белых одеждах из тончайшей ткани; волосы (только что вымытые и тщательно расчесанные) ниспадали мне на плечи. По милости Шмидта на самом деле я выглядела, как поденщица, возвращающаяся с работы.

Но мне, в сущности, было все равно.

Я сумела удержаться и не броситься ему на шею, когда он вошел в комнату. Волосы у него были влажные и длинноватые, они слегка завивались над ушами. Я громко сглотнула и с привычной снисходительностью сказала:

— Ты не был обязан приходить.

— Я старался держаться от тебя подальше, — ответил Джон, — но лишь ради тебя самой, дорогая; я не достоин тебя, но образ твой вечно хранит мое сердце. Ты не хочешь прервать меня, пока я не нанес еще какого-нибудь оскорбления английской словесности?

Он улыбался, но улыбка была странной — вымученной, и, если бы это слово настолько не вязалось с обликом Джона, я бы даже сказала, что он выглядел оробевшим.

— Я не собираюсь делать и говорить ничего до тех пор, пока Шмидт не выйдет из комнаты, — промямлила я.

— Почему бы и нет? — ответил Шмидт, сгорая от любопытства.

— Действительно, почему бы и нет, — согласилась я. — Чертовски хороший вопрос, Шмидт.

Комнатка у меня маленькая — ему пришлось сделать всего один шаг.

— Sehr gut, — послышался голос Шмидта откуда-то из розовых облаков. (Противно упоминать об этих розовых облаках, но я ведь уже вынуждена была признать, что мое воображение склоняется к разного рода штампам.) — Пойду пока открою шампанское.

— С тебя сняли все повязки, — прошептала я, — ты действительно здоров?

— Зачем пересчитывать мне ребра? Грудь у меня еще немного побаливает, так что, если не возражаешь...

— Ты так похудел. Шмидт все-таки позвонил тебе, хоть я и обещала убить его, если он...

— Ты тоже немного похудела, правда? Вот здесь и, кажется, здесь...

— Значит, он тебе позвонил.

— Когда он позвонил, я уже два часа сидел, уставившись на телефонный аппарат и сдерживаясь, чтобы не позвонить тебе. Ты на него сердишься?

— Нет. Что он тебе сказал?

— У меня до сих пор горят уши, — неохотно признался Джон. — Даже грозные инвективы дорогой старушки матушки никогда не достигали такого хирургически точного уровня исследования моего поведения. Вики... — он положил руки мне на плечи и немного отстранился, — мы должны все решить, пока Шмидт не вернулся и не разбил нам головы той бутылкой шампанского, которую сейчас открывает. Мне казалось, что ты больше никогда не захочешь даже взглянуть на меня.

— Я ведь сказала, что люблю тебя.

— Да, но...

— Разве я не убедительно продемонстрировала тебе это?

— Разумеется. Но у тебя не было другого выхода, ты была бессильна передо мной. Я ведь говорил, что перед моим прадедом дамы падали словно кегли. Дорогая, сейчас же прекрати и постарайся хоть раз в жизни быть серьезной.

— Это я-то должна быть серьезной?! — Я «сейчас же» прекратила.

— Да, ты права, но ты сама виновата. Ни с кем, кроме тебя, я не веду себя так по-идиотски. — Он взял мое лицо в ладони. — Серьезно, Вики. Я старался избегать тебя. Если ты не...

— Ты женишься на мне?

Его глаза расширились от ужаса:

— Конечно, нет! Ты с ума сошла?

— Что в таком случае делать бедной девушке? Если ты не попросишь меня...

— Надеюсь, ты не думаешь, что я настолько низко ценю твои умственные способности, что предложу тебе связать со мной жизнь? — возмущенно сказал Джон.

— Тогда как насчет опасной связи?

Я выбрала неудачное определение. Глаза его потемнели и пальцы впились в мои виски.

— У меня не хватит мужества, Вики, пройти через нечто подобное снова. Если я выживу, а ты — нет, я застрелюсь.

— Мне говорили, что смерть от пьянства гораздо веселей.

— О Господи! Почему ты не даешь мне ни минуты побыть в жанре высокой драмы?

— За тобой должок — ты испортил мне великолепную сцену в Амарне.

— Ты неисправима. — Он притянул меня к себе. — И неотразима. Хорошо, тогда...

— Любимый! Ты делаешь меня самой счастливой женщиной на...

— А я бы и не женился на тебе, если бы ты была самой несчастной женщиной на свете, — сказал Джон. — Ну что ж, сделаем еще одно подношение Святому Иуде. Моя дорогая, ты уверена, что действительно хочешь этого? Возможно, пройдут годы, прежде чем я смогу...

Дверь из кухни распахнулась, и появилась голова Шмидта:

— Не обращайте на меня внимания, друзья мои. Шмидт продолжает работать над решением проблемы.