Ночной пасьянс - [40]

"Это уж точно", - подумал он, вспоминая силу звонка.

- Значит, в тот день никто не звонил?

- Откуда мне знать? Может, кто и звонил, когда меня не было.

- А переписку он вел какую-нибудь? Может письма сохранились?

- Никто ему не писал.

- Какое у вас давление, Теодозия Петровна? - он отложил ручку.

Она удивленно посмотрела на него.

- Гипертония у меня.

- У меня тоже, - вздохнул Щерба. - А что прини маете?

- Клохвелин какой-то.

- Вот, - усмехнулся Щерба и вынул из кармана баночку с таблетками клофелина. - С собой таскаю. - Теодозия Петровна, а Богдан Григорьевич аккуратно платил за квартиру? - неожиданно спросил Щерба.

- Прямо! Платил он! - хмыкнула она. - Он и дороги-то туда не знал, только деньги давал, а я ходила. Его расчетная книжка всегда у меня, в серванте.

- Вам такая фамилия - Зубарев, - не знакома?

- Нет, не знаю.

- Теодозия Петровна, а как у вас сложился тот день? Утром, значит, вы ушли. Так?..

37

Теодозия Петровна вышла из дому утром. У порога комнаты Богдана Григорьевича на подстилке стояли аккуратно вычищенные туфли. "Значит дома", - удовлетворенно отметила Теодозия Петровна. День предстоял длинный, вернуться собиралась поздно. Богдану Григорьевичу знакомый слесарь из домоуправления сделал новые ключи вместо утерянных, так что за него можно не беспокоиться.

Она любила прогуляться по городу, осмотреть витрины, потолкаться среди людей, жмущихся к прилавкам, послушать, о чем говорят, узнать какие-нибудь новости, иногда вставить и свое словечко, вовлечь в беседу женщину, скажем, покупающую кофточку в отделе трикотажа, дать ей совет.

В полдень Теодозия Петровна вошла в трамвай, закомпостировала билетик и спокойно уселась: конечная точка ее пути находилась в новом отдаленном микрорайоне, где жила приятельница, Теодозия Петровна не видела ее уже неделю. Обе предвкушали эту встречу с долгим чаепитием, обстоятельной беседой.

Затем вместе они отправились в церковь Петра и Павла на вечернюю службу. В храме ярко горели огни, освещая роспись и лики святых, стоял любимый с детства плотный запах людского дыхания, смешанный с пахучим теплым духом горящих свечей, звучало умиротворяющее пение, в котором вдруг прорывался дискант детского голоса... От всего этого у Теодозии Петровны становилось совсем спокойно и благостно на душе...

Из церкви Теодозия Петровна вернулась пешком. Уже стемнело. Не зажигая лампочку в прихожей, все же, как обычно, покосила взглядом на дверь Богдана Григорьевича. Из щели под дверью пробивался слабый свет. На подстилке туфель не было. "Что же это, ушел и свет забыл погасить, а счетчик, небось, вертится и копеечки складывает, - подумала Теодозия Петровна, заворачивая за угол в свой коридорчик. - Куда же на ночь глядя, в какие гости?"

Разложив по местам всякие мелкие покупки и облачив шись в домашнюю одежду, она зажгла газ, поставила чайник на плиту, отрезала ломтик хлеба и три кружочка колбасы. Съела, попила чаю, достала маленький старинный ларец, в котором было два отделения для двух колод карт. Сегодня она решила повторить вчерашний пасьянс, неполучившийся: никак не находил себе место бубновый король. Теодозия Петровна отыскала его, посмотрела укоризненно, как на живого, и втиснув опять в колоду, перетасовала карты. Включила телевизор, сверилась с программой - не напутала ли чего: по первой варшавской программе в ноль часов тридцать минут должен начаться французский художественный фильм "Безумства Макса". Нет, память не подвела ее: так и есть - в ноль тридцать эти самые безумства. До начала оставалось еще много времени. Теодозия Петровна все же включила телевизор, убавила звук, Варшава передавала программу "Неделя и политика". Можно, слушая вполуха, раскладывать пасьянс. Все готово для при ятного времяпровождения. Оставалось только задернуть шторы, чтоб полностью отгородить свое жилье от всего постороннего, как бы окончательно запереться, замкнуть все четыре стены. Она подошла к окну, взялась рукой за штору и в последний раз взглянула на улицу. Там было пустынно, на конечной трамвайной остановке стояла парочка. Слабый свет единственного фонаря освещал только фигуры парня и девушки, лиц было не разглядеть. Чуть в стороне, въехав двумя передним и задним - колесами на тротуар, стояла легковая машина. Сидел ли в ней кто-нибудь, понять было невозможно - в салоне темно да еще, свет уличного фонаря. Задернув штору, Теодозия Петровна вернулась к столу...

Раскладывая в ряды карты, иногда поглядывая на экран телевизора, Теодозия Петровна вместе с тем прислушивалась, желая поймать момент, когда заявится Богдан Григорьевич. Но его все не было, и все больше смущало ее, что в комнате соседа горит свет. И тут вдруг вспомнила, что на подстилке у порога было пусто. Он обычно оставлял там шлепанцы, когда надев туфли, уходил, а вернувшись, ставил на подстилку туфли, а надевал эти зеленые суконные шлепанцы со сломанным уже задником... Странно... Но тут начался фильм, а из колоды пальцы достали того самого бубнового короля, и к радости Теодозии Петровны ему сразу же нашлось место. Всякий раз, раскладывая пасьянс, она делала ставку - что-нибудь загадывала. Нынче загадала на далекое - на двадцать первое ноября. Это Михайлов день. Священника из села, где она родилась, звали Михаил, в детстве вместе пасли гусей. Сегодня встретились случайно в церкви Петра и Павла, он приехал в Подгорск по делам, пожурил, что давно не заглядывала в родные места, там ведь родительские могилы, пригласил...