Ночной народ - [36]

Рейчел вздохнула, наклоняя голову.

- Ты все еще не поняла, - проговорила она голосом, полным горечи и упрека. - Ты здесь вместе с ночным народом.

- С ночным народом? - удивленно переспросила Глория. Кажется, она что-то слышала о нем от Эрона. - А кто это?

- Это - мы, - Рейчел посмотрела на нее необычным, словно идущим издалека взглядом, и в глубине ее глаз загорелись точки-искорки. - Ночной народ - те, кто живет в темноте... - К Рейчел незаметно подошла девочка, осторожно поглядывая на естественную пришелицу из-за материнской спины. В прошлом убили многих из нас, но мы научились сопротивляться. Теперь мы живем по нескольку жизней. Нас не так-то легко уничтожить!

В последних словах Рейчел звучала гордость, да и сама она выпрямилась и поглядывала на Глорию будто свысока. Осторожность боролась в ней со своеобразным патриотизмом, и последний, судя по всему, побеждал.

- Но кто же вы? - продолжала допытываться Глория.

- Мы живем в темноте, - Рейчел и с виду словно стала выше; что-то королевское, величественное появилось в ее осанке. - Мы можем летать, можем оборачиваться волками. Мы можем многое, на что не способны естественные люди. Мы умеем все то, чему вы завидуете. А то, чему вы завидуете, вы обычно уничтожаете!

Рейчел увлеклась. Вначале у нее и в мыслях не было обижать Глорию упреками, которые та заслужила разве что как представительница своей расы, невольно обязанная взять на свои плечи часть грехов своего народа. Но затем, собственная речь увлекла Рейчел настолько, что она забыла бы о Глории, не заговори та сама.

- Я вас не понимаю! - едва ли не закричала девушка.

Глория ощущала и правоту Рейчел, и ее несправедливость, и эта двойственность ее угнетала.

Она хотела получить ответ только на свой вопрос, но вместе с ним ее вынуждали брать на себя и нечто еще, огромное и чужое.

Рейчел остановилась, чтобы разобраться, все ли ей удалось сказать словами. Все - убедилась она. Так что же тут можно не понять?

Взгляд Рейчел остановился на стене из черепов. Ага...

- Бабетта, покажи ей! - кивнула она дочери.

- Смотри сюда! - девочка вначале робко прикоснулась к руке Глории, но потом ее пальчики с силой сомкнулись, сжимая едва ли не до боли.

"Какой у нее недетский взгляд", - снова отметила Глория.

Вторая рука Бабетты указала на стену из черепов. Нет, на один конкретный череп, в глазницах которого, казалось, тлели мелкие, чуть заметные угольки.

Глория присмотрелась - и ее вдруг словно затянуло в черную бездну с далекими отсветами пламени, которые приближались, высвечивая фантастическую, невероятную картину.

В ушах Глории засвистел ветер... нет, не ветер, - это был отдаленный стон десятков и сотен человеческих глоток, слитый воедино.

Кровь ударила девушке в лицо, обжигая щеки... или их обжигал жар вырисовывающихся перед ней костров?

...И горели костры, и корчились на них в предсмертных судорогах изуродованные человеческие тела. И горела земля, дома, кресты - все горело, посылая в небо черный дым, похожий на горькое бессловесное проклятье.

...И шли люди - с мечами, топорами, факелами... Остроконечные балахоны, длинные одежды, воинская форма... Оружие... Они шли, чтобы убивать.

Боль ветром кружила над землей, и был ветер болью.

Кто-то визжал, подхваченный с земли веревкой; вертелись перед глазами ноги другого повешенного, уже успевшего окостенеть и замереть навсегда. И бормотали палачи проклятия, подделанные под молитвы... И смерть щерила клыки у них за спинами.

Земля горела... Горела зло и мучительно, вспучиваясь и задыхаясь в огне, в бликах которого уже уже заносили топор над очередной прижатой к колоде шеей. И опускалась рука палача, чтобы затем подхватить отделенную от шеи еще бьющегося в агонии тела голову.

А та еще жила: шевелились губы, вращались в глазницах глаза, вот только легких не хватало для того, чтобы с прокушенного от боли языка сорвались слова...

Снова закачался маятником на длинной веревке повешенный, разгоняя готовую сесть на него стаю ворон.

И хлопали черные крылья...

С глухим стуком голова упала на гору других таких же голов, а губы ее все шептали и шептали что-то. И не только у нее - едва ли не все груда дергалась, шевелилась, ходила ходуном, одними губами беззвучно взывая к справедливости, которой так и не будет - где же ей взяться в этом земном аду...

Жизнь и смерть, прошлое и будущее сливались здесь в одно, сплавленные всеобщим горением.

И стонала земля...

Чернели фигуры палачей - то обнаженные до пояса, то закрытые красными масками, то белыми... Ведь и белое бывает порой черным или еще чернее черного...

Чернели горящие дома и кресты.

Чернели ноги повешенного.

В единое черное пятно сливались сваленные кучей головы.

Чернел огонь.

Темнело у Глории в глазах...

И мешались тьма и огонь, путались, превращаясь в единую, бескрайнюю, поистине вселенскую круговерть, в центр которой почему-то попала сейчас Глория.

Быстрее... еще быстрее...

Ветер свищет в ушах, шумит...

Завертевшаяся колесом панорама начала быстро удаляться, отпуская, наконец, свою полностью опустошенную пленницу. Только куча живых отрубленных голов мелькнула напоследок... нет, куча черепов - тех самых, к которым подвела ее за руку маленькая девочка Бабетта.