Ночной дозор - [103]

– Хотелось... вас оценить, так что ли. – Джулия смущенно усмехнулась. – Я думала, вы догадались.

Хелен молчала. Она вспомнила странный хитроватый взгляд Джулии, когда речь зашла о Кей, и свое ощущение, будто ее проверяют и оценивают. Наконец она выговорила:

– Наверное, я все же догадалась. Вам хотелось узнать, найдете ли вы во мне то, что находит Кей, да?

Джулия шевельнулась.

– Это был гадкий поступок. Теперь я сожалею.

– Пустяки, – сказала Хелен. – Правда, это не важно. В конце концов... – Чуть затонувшее возбуждение вновь всплыло на спасательном круге вина и темноты. – В итоге мы обе оказались в несколько странной ситуации.

– Вот как?

– Я говорю о том, что было между вами и Кей...

Даже в темноте Хелен тотчас поняла, что допустила ошибку. Джулия напряглась.

– Кей вам рассказала? – резко спросила она.

– Да. Впрочем, я сама догадывалась.

– И вы с Кей говорили об этом?

– Да.

– Что же она сказала?

– Только, что это была...

– Что?

Хелен замялась и потом ответила:

– Нелюбовь – так она выразилась.

– Нелюбовь? – засмеялась Джулия. – Надо же! – Она снова отвернулась.

Хелен потянулась к ее руке. Но поймала рукав куртки.

– Что случилось? Что? Ведь это не важно, правда? Для меня это никогда не имело значения. Вы об этом думаете? Или о том, что это не мое собачье дело? Но все же до некоторой степени это меня касается. Раз Кей была со мной так честна и откровенна... – От волнения Хелен забыла, что в данной теме Кей вовсе не была с ней откровенна. – Если Кей была в этом столь открыта и искренна, зачем же нам притворяться? Если это ничего не значило для меня, почему теперь оно должно что-то значить для нас?

– Как вы великодушны! – сказала Джулия.

Реплика прозвучала так холодно, что Хелен испугалась.

– При чем здесь великодушие? Дело не в том. Я что пытаюсь сказать: мне будет горько, если между нами возникнет хоть тень отчужденности. Кей этого вовсе не хотела...

– Ох, Кей! Она невероятно сентиментальна. Вам не кажется? Прикидывается крутой, но... Помню, я повела ее на фильм с Астером и Роджерс.⁴⁹ Она проплакала всю картину. Чего ты ревела? – спросила я потом. Из-за танцев, отвечает.

Тон Джулии совершенно переменился. Она говорила едва ли не с горечью:

– Я ничуть не удивилась, когда Кей встретила вас. В смысле, как вы встретились. Прямо эпизод из кинофильма, нет?

– Не знаю, – смущенно ответила Хелен. – Наверное. Хотя тогда это так не выглядело.

– Будто? Кей мне все рассказала – как нашла вас и все такое. Да, так она выразилась: нашла вас. Говорила, как ей стало страшно от мысли, что еще немного, и вы бы могли погибнуть. Описывала, как дотронулась до вашего лица...

– Я почти ничего не помню, – в отчаянии сказала Хелен. – Ужасно глупо.

– Зато Кей все прекрасно помнит. Говорю же, она сентиментальна. Всю вашу историю воспринимает как знак судьбы, прикосновение рока.

– Там было прикосновение рока! Неужто не видите, как все ужасно запутано? Если б я не встретила Кей, я бы никогда не увидела вас, Джулия. И она бы меня не полюбила, если б вы позволили ей любить себя...

– Что?

– Я была вам благодарна. – Голос Хелен взвился и задрожал. – Получилось, что своим нежеланием вы вроде бы отдали Кей мне. А теперь я сделала то же, что и она.

– Что? – повторила Джулия.

– Вы не догадываетесь? Я сама в вас влюбилась!

До последнего мгновенья Хелен не знала, что произнесет эти слова, но, прозвучав, они стали правдой.

Джулия не ответила. Она повернулась, и ее дыхание, теплое и горьковатое, вновь затрепетало на влажных озябших губах Хелен. Джулия сидела неподвижно, потом ухватила и крепко, почти до боли, сжала пальцы Хелен – будто ослепленный мукой или горем человек, который цепляется за чью-то руку или ременную петлю.

– Кей... – начала она.

– Я знаю! – перебила Хелен. – Но я просто ничего не могу с собой поделать, Джулия! Ненавижу себя, а сделать ничего не могу! Видели бы вы меня сегодня... Она была так добра ко мне. А я думала только о вас. Мечтала, чтобы она оказалась вами! Я хотела... – Хелен замолчала. – О боже!

Она отчетливо ощутила тот странный легкий трепет, ту дрожь, которая всегда возникала перед объявлением тревоги; еще не стих ее голос, как завыли сирены. Они забирали все выше и выше, точно в лихорадочной гамме, срывались в тишину и начинали вновь; даже после стольких лет войны было невозможно оставаться абсолютно спокойной, не обращать внимания на их назойливый надрыв, не чувствовать в груди острые коготки паники.

Эффект сирен усиливала кромешная темень. Хелен зажала уши.

– Это несправедливо! – вскрикнула она, – Не могу их слышать! Они – словно похоронный плач! Точно погребальный звон! Они говорят: «В укрытие! Беги и прячься! Голову на плаху – топор отрубит с маху!»⁵⁰

– Тихо! – Джулия коснулась ее плеча, и в следующую секунду сирены смолкли.

В наступившей тишине было еще страшнее. Они напряженно вслушивались и наконец уловили слабый гул бомбардировщиков. Дико было думать, что внутри этих странных железяк сидят парни, которые желают тебе зла; ведь всего пару часов назад они бродили, перекусывали, пили кофе, курили, ежились в куртках и притоптывали озябшими ногами... Потом мили за две-три раздались первые залпы заградительных батарей.